Рассказы старого шахтера

— У Прохора Герасимовича — и чтоб не получилось!..

— А что, разве он пробовал прежде такое?

— А может, и пробовал.

— Будет вам, — махнул рукой Яшка. — Пора в посёлок идти.

Ему надо было ещё заглянуть в котельную и доложить Прохору Герасимовичу, что трубы установлены.

Ночью в полицейской управе началась суматоха. В газовых трубах закипела вода, образовался пар, и трубы открыли стрельбу.

Полиция, путаясь в темноте и ничего не понимая, ринулась к Байдановскому террикону.

А тем временем грузовик с оружием, который был укрыт неподалёку в рощице, выехал на дорогу, благополучно миновал полицейский пост и добрался до заброшенной откосной штольни, где был устроен для оружия склад.

ПЕЧАТЬ

В конце проулка Нюта увидела конных жандармов. Сквозь пыль, поднятую копытами сытых лошадей, посверкивали на солнце кокарды и литые медяшки пуговиц на мундирах.

Нюта кинулась в дом к матери. Она догадалась, что жандармы скачут к ним: ведь Нютина мама, Ольга Егоровна, — член подпольной большевистской партии.

Вскочив на крыльцо, Нюта закричала:

— Мама! Жандармы!

Мать втолкнула дочку в дом, поспешно закрыла дверь на цепочную завёртку:

— Тише… Не кричи.

В окно видно было, как жандармы разделились на две группы и начали окружать дом.

Жандармы подозревали, что в этом бревенчатом домишке, с венцовой рубкой по углам и с провисшей, ветхой крышей, хранилась маленькая резиновая печать коммунистов-подпольщиков.

Ольга Егоровна отперла кожаный баульчик, вытащила из-под шёлковой подкладки печать. Печать необходимо было спрятать.

Но куда?

Подпороть матрац и сунуть в него — найдут. Хитрость с матрацем — то это для жандармов не ново. Швырнуть в поддувало печки — разгребут золу и найдут. Закатить под сундук — найдут.

Но куда же тогда? Куда?..

Нюта, испуганная, молча прижалась к столу, на котором стоял картонный коробок с вязальными спицами и клубками шерсти.

На улице у палисадника уже слышны были голоса жандармов. Жандармы спешились и привязывали к изгороди лошадей.

Ольга Егоровна поспешно вытащила из коробка клубок чёрной распушённой шерсти и сунула его Нюте вместе с печатью.

— Обматывай печать. Быстрее, доченька, быстрее, милая. А я их задержу!

Нюта схватила печать и, волнуясь и торопясь, начала обматывать шерстяной ниткой. Нюта понимала, что безопасность мамы и маминых друзей — подпольщиков — зависела сейчас от проворства её пальцев.

…Шаги жандармов направляются к крыльцу. Вот шаги уже на крыльце.

Нютины пальцы мотают шерстяную нитку, мотают.

Громкий стук в дверь.

— Кто? — спокойно спрашивает мама.

— Откройте!

— Я не одета, подождите. — И мама подходит к окну так, чтобы её голова и руки заметны были жандармам, и делает вид, что ищет платье.

А Нютины пальцы мотают шерстяную нитку, мотают.

Жандармы подождали минуту-другую, но потом потеряли терпение и загрохотали в дверь сапогами, рукоятками шашек:

— Откройте! Немедленно откройте!

— Сейчас открою. Видите, одеваюсь…

Мама не отходит от окна и смотрит на пальцы Нюты:

— Быстрее, доченька, быстрее!

Хрустят тонкие доски, напряглась, натянулась цепочная завёртка. Из её проушины высыпаются погнутые мелкие винты — один, потом второй, потом третий… Дверь вот-вот распахнётся.

Но ещё одно мгновение — печать обмотана вся, и Нюта бросает её в картонный коробок.

Теперь пусть входят жандармы, пусть попробуют догадаться, где спрятана печать коммунистов-подпольщиков.

Нет, не догадаться им, не найти её в клубке чёрной распушённой шерсти!..

САТИНОВАЯ РУБАХА

Частенько по вечерам, оставшись одна в хате, старуха мать разбирала вещи в своей укладке. Среди старых, потускневших газет, кацавеек, шитых цветной шерстью, и лубяных картинок хранилась красная сатиновая рубашка-косоворотка в пятнах от мазута, с тёмными дырочками — следами от пуль.

Ещё совсем недавно эту сатиновую рубашку разыскивали царские конники. Они врывались в хаты, перетряхивали сундуки и укладки, вспарывали саблями матрацы и подушки, гремели в подвалах крынками и чугунами — всё искали её.

Принадлежала рубашка шахтёру Ермоше. Работал он рукоятчиком, управлял клетью — подъёмником шахты.

Каждое утро клеть, при которой дежурил Ермоша, опускала в шахту рабочих, и поэтому не было в посёлке человека, который не знал бы Ермошу.

Ходил он в кепке, чёрной от мазута, в красной сатиновой рубашке и с плоским ящичком на верёвке через плечо, тоже чёрным от мазута. В ящике у Ермоши лежали инструменты — большой гаечный ключ, молоток, зубило. Но летом в нём среди инструментов появлялись васильки.

Когда утром Ермоша шёл на работу, он собирал их в поле и прятал в ящик, чтобы никто не видел.

В посёлке среди прочих калиток была одна узенькая из неструганых досок, с петлями из кожицы, с деревянным, на гвозде, воротком-запором. А возле калитки стояла скамеечка на двух столбцах.

Вот на этой скамеечке Ермоша незаметно от всех оставлял васильки.

За калиткой в подбелённой синькой хате жила девушка. Она и забирала Ермошины цветы.