Рассказы старого лешего

Вот и зубровые загоны. Огромный зубр при нашем приближении вскочил и, грозно помахивая рогами, подбежал к забору. Он только слегка стукнул рогом по бревну, а забор весь задрожал и качнулся. Да. Этому молодчику такой забор вряд ли будет преградой. Зубр долго шел с нами — он с одной стороны забора, мы — с другой. Иногда он грозно рявкал и ударял рогом по толстым бревнам. Вот и кормушки, вот и домик сторожа. Парень заводит в загон обеих лосих и снимает с них веревку. Я подхожу к загону, и… Да ведь это я! Я, старый гриб, а вот и мухомориха со своим очаровательным крошкой, а вот и жаба, и бабочка. «Мы пропали!» — слышу я задыхающийся шепот мухоморихи. Аида увидала нас, бросилась со всех ног, и через мгновение уже не было прекрасной мухоморихи, не было чудного крошки.

— Аида! Аида! Не ешь, не трогай. Они ядовиты! — Людмила Васильевна, как на крыльях ветра, подбежала к Аиде и трясущимися руками схватила ее за шею.

Ловким ударом ноги она сшибла меня, и я разлетелся на куски. Я, кажется, опять проснулся… Или все это сон? Кто же я? Старый мухомор или?.. Кто же я, наконец? Старый мухомор? Впрочем, и старые мухоморы на что-то нужны… А за лосей не бойтесь, дорогая Людмила Васильевна, им мухоморы не страшны. Им они то же, что для вас редиска или помидорчик.

Что вы так удивленно смотрите? Я и сам не могу понять в этой истории, где тут сон, где явь. Так что вы, пожалуйста, извините меня!

КАЗАХСТАН. 1956 ГОД

Еду по улицам Алма-Аты. Улицы — это аллеи, обсаженные громадными осокорями, тополями, карагачами. С левой стороны над городом возвышаются горы с покрытыми снегом вершинами. Я приглашен принять участие в экспедиции в пустыню Бетпак-Дала. Меня пригласил Аркадий Александрович Слудский, профессор и страстный охотник, хорошо знающий эту пустыню. Во дворике его квартиры уже нагружается трехтонка. Накладывают спальные мешки, палатку, железные бочонки с водой, с бензином, со спиртом, ружья, провизию, теплую одежду. Утром мы выезжаем. Нас девять человек. Пять профессоров-зоологов, шофер, препаратор, студентка-зоолог и я. Все мы: и светила науки, и студентка, и я, — сбившись в кучу в кузове, подлетаем вверх на ухабах, стукаемся лбами, наваливаемся друг на друга, слегка ругаемся и мчимся, мчимся куда глаза глядят.

Вот она, эта пустыня! Страшная, безводная, каменистая пустыня Бетпак-Дала. В былые времена тут проходили караваны верблюдов, проезжали отважные всадники на крепких, выносливых лошадках, и немало и людей, и животных погибло в суровых, неприветливых просторах этой пустыни. Теперь человек покорил ее. Смело мчится наша трехтонка по пыльной дороге. За нами на километр тянется облако белесой пыли. Машина шуршит шинами по баялычу, который похож, скорее, на путанку проволоки, чем на живое растение. Показались заросли аморфы, саксаула, розовые кустики тамариска. Вот блестит налетом соли такыр. Хорошо бы сделать этюд. Но… машина мчится неумолимо вперед, а Слудский обещает дальше еще лучшие пейзажи. С грустью смотрю на мелькающие мимо красоты, уверенный, что эти красоты не повторятся (так оно и оказалось впоследствии).

Неожиданно круто сворачиваем влево. Визжат тормоза. Машина остановилась. Маленький родничок и лужица. Стайка бульдуруков с нежной трелью поднялась от воды и умчалась. Я хватаю альбом, акварель — и скорей, скорей на бумагу эту лужицу, этот водопой бульдуруков. К такому источнику по ночам, наверно, подходят волки, робко, осторожно приближаются джейраны, сайгаки. Он мне пригодится для картины. Спешу, рисую, а на меня смотрят десять пар глаз… Скоро ли?

Вздохнув, складываю альбом, убираю краски, и снова мчимся, мчимся. Но вот пейзаж изменился. Появились на горизонте горы, горы все ближе, ближе. Поворачиваем направо и въезжаем в узкую долину. По дну бежит ручеек, справа и слева скалы. Блестя светлой грудью, с вершины скалы сорвался ягнятник и поплыл над ущельем, от воды поднялась стайка бульдуруков и дружно, как по команде, стала кружить над нами. Остановка. Все выпрыгнули из машины, с удовольствием разминают ноги, умываются, пьют чистую холодную воду ручья.

Вот наконец-то я смогу спокойно работать, не торопясь, наслаждаясь тишиной и видом дикой, первозданной природы. Вдали, вверху этого ущелья, прогремел выстрел. Туда пошел на охоту наш молодой препаратор. Я сижу и рисую это ущелье. Надо мной снова пролетел красавец ягнятник, весь розовый в лучах заходящего солнца. Вечереет. Сгущаются тени, изменился весь пейзаж, с сожалением укладываю свои кисти, краски. Иду к нашему лагерю. Горит костер, все пьют чай, молчат, даже жизнерадостный балагур доктор Долгушин молчит и пьет горячий, крепкий чай.

В свете костра появляется фигура молодого охотника. Он с веселой улыбкой вытряхивает из рюкзака печенку и окорок архара. Остальная туша осталась на месте. «Я на нее положил стреляную гильзу. Волк не тронет». Охотник наскоро пьет чай и вдвоем с шофером уходит за тушей архара. Вот и шашлык!