Рассказы советских писателей

На рынке в ларьке купили они лыжи. С восторгом прижал их Тимуш к груди, с опаской глянул на продавца, будто боялся, что тот раздумает, отнимет… И дядю скорее потянул от ларька. Все на рынке грызли орехи, лузгали семечки. А орехи такие, что не хочешь, да купишь — крупные, ядреные, чуть надавишь зубами, рассыпаются. Тимуш сначала был очень занят своими лыжами, ничего не замечал, а теперь смотрит — все сплевывают на землю шелуху от семечек и скорлупки от орехов, под ногами так и хрустит. Тимуш прикинул в уме: если бы он стал это все убирать, скоро ли убрал бы? Около одного киоска вон сколько сору — на грузовике не увезешь, а на всей базарной площади!.. И попросил Тимуш дядю выйти поскорее на улицу. Иначе что подумает гость об их городе?

Но и на улице было то же самое. Хрустит под ногами, как на базаре, опять всюду шелуха и скорлупки. Тимуш с этой боковой улицы почти выбежал на главную, дядя еле поспевал за ним. Но и там полно окурков, бумаги, спичек. Что же это такое?! Ведь это все кому-то убирать надо… Вокруг вроде вполне приличные люди, а сорят…

Тимуш от стыда перед дядей не знает, куда глаза девать. Дядя почувствовал, что племяннику не по себе. «Устал мальчик, очень уж слабенький». И, чтобы подбодрить его, купил ему мороженое, а бумажку, скомкав, бросил… на тротуар.

Тимушу как будто пощечину дали. Он сильно покраснел и сразу отстал от дяди.

Дядя остановился, обернулся.

— Ты не устал? — спросил он. — Дай я понесу лыжи.

«Он, наверно, понял, что я на него рассердился, — подумал Тимуш. — Вот и намекнул, что лыжи мне купил».

Тимуш нес лыжи под мышкой, это было неудобно. Теперь он переложил их на плечо и буркнул:

— Я сам…

— Ну и ладно, — согласился дядя.

Пошли дальше.

Со стороны Волги подул порывистый ветерок, и скомканная бумажка от мороженого, которую бросил дядя, покатилась вслед за ними. Дескать, зря бросили. Шел мальчик, шел посапывая, и оглянулся. Белый комочек, словно не желая отстать, все еще катился вслед за ними. Остановится на секунду, снова срывается с места, катится, подпрыгивает. Когда Тимуш оглянулся еще раз, бумажки уже не было видно. Где-нибудь застряла, наверно, или прохожий растоптал.

И вдруг остановился Тимуш и уставился на дядю. Как же так?! Ведь дядя должен был что-то сказать об отце. Ведь он что-то знает. Обязательно знает. Иначе бы и не приехал.

— Ты чего? — спросил дядя.

— Я? — Тимуш смутился и показал рукой на свой дом. — Домой пришли.

— Вижу. Ну, пошли.

Когда поднимались по лестнице, Тимуш решил так: сейчас он спрячет лыжи и тут же выйдет. А они пускай о папе говорят. А ту бумажку, что дядя бросил, он обязательно найдет. Конечно, Тимушу сразу же надо было поднять ее и бросить в урну. Не догадался…

Вошли они в квартиру и услышали, как мама в ванной белье стирает. Тимуш хотел положить лыжи на полку в коридоре. Примерился — не достал. Погромыхал лыжами в кладовой — нет, здесь, пожалуй, не стоит. Ему хотелось спрятать их как следует, чтобы на глаза не попадались. А то сделает он что-нибудь не так, мать обязательно начнет попрекать его этими лыжами. Тебе, мол, дарят, надеюсь на тебя, а ты… Наконец, Тимуш засунул лыжи под диван и пошел к двери. Надо поскорее уйти, чтоб не помешать взрослым говорить о деле. А то дядя уедет, и все останется по-прежнему.

Однако Тимуша задержала мать.

— Ты куда это? — спросила она, недоверчиво вглядываясь в его лицо.

Тимуш, конечно, мог юркнуть в дверь, и поминай как звали, но он замешкался.

— Я погуляю немножко! — голос Тимуша зазвенел, мальчик был убежден, что загубит все дело, если ему не удастся вырваться на улицу. Мать тут же повернула вертушку замка.

— Ты сегодня и так целый день гулял, хватит, Сейчас поедим — и сразу садись за уроки.

— Я скоро вернусь! — закричал Тимуш. — Открой! Я только немножко погуляю. Говорят тебе, пусти! — дрожащими руками он попытался открыть запор.

— Ах, вот ты как… — Мать побледнела, схватила Тимуша, втащила его в комнату и бросила на кровать.

— Лежи здесь! Никуда не пойдешь!

Но Тимуш тут же сполз на пол, кинулся к выходу, застучал ладонями по двери.

— Открой, говорю, мама! Я ведь приду! Пожалуйста, открой!

Горькие мысли об отце, любовь и жалость к матери, обратившиеся теперь в боль и стыд, ожидание сочувствия со стороны дяди (дядя не успел вмешаться, он в ванной руки мыл, а ссора вспыхнула как пожар) — все это слилось в одном неудержимом стремлении вырваться отсюда, пусть они договорятся, а он должен найти ту проклятую бумажку и бросить ее в урну! Иначе ничего не получится!

— Открой, мама! Я же приду! Почему ты мне не веришь?!

Тимуш кричал так отчаянно, что нервы матери не выдержали. Она оторвала сына от двери, бегом отнесла в комнату и бросила на кровать. Однако то ли мальчик вывернулся из рук матери, то ли она не рассчитала как следует, но только Тимуш ударился о спинку кровати, упал на пол и… тут же заснул, обессиленный.

Он лежит на домотканом половике. Дышит тихо-тихо. Худой — кожа да кости. Мать и дядя стоят над ним, словно застыли. Дядя наклонился, тихонько поднял мальчика и уложил его на кровать.

Мать Тимуша закрыла лицо руками.