Рассказы сновидца

И в конце концов он послал богам анонимное письмо, в котором написал: «О древние боги! Человек, который уже четырежды беспокоил вас своими просьбами, требуя то мира, то войны, на самом деле относится к богам без всякого почтения: он говорит о них дурно в дни, когда они не могут его слышать, и восхваляет в дни праздников, а также в те специально отведенные часы, когда боги внимают людским молитвам. Не исполняйте же больше желаний этого лицемера и нечестивца!»

А мирные дни все длились и длились, и вскоре, — словно туман над полями, которые век за веком вспахивали поколения людей, — над тем краем вновь поднялся призрак однообразия и скуки. И как-то утром человек в очередной раз отправился в путь и, представ пред богами, воскликнул:

— О боги! Даруйте нам хотя бы еще одну войну, ибо мне хочется вновь оказаться в походе — где-нибудь близ границы, которую наша страна оспаривает у соседней.

Но боги ответили:

— Мы слышали о тебе не очень приятные вещи; говорят, ты ведешь себя весьма скверно, поэтому мы больше не станем исполнять то, о чем ты просишь.

МЕШОК ИЗУМРУДОВ

Однажды в известковых холмах в Уилтшире пасмурной октябрьской ночью, когда северный ветер пел, призывая зиму, а сухие листья один за другим срывались с веток и падали на землю, чтобы погибнуть, когда печально кричали совы, один-одинешенек, низко согнувшись под мешком с изумрудами, тяжело шагал старик в рваных ботинках, в промокших, насквозь продуваемых ветром лохмотьях. Если бы вы вдруг оказались там в ту зловещую ночь, то сразу бы заметили, что мешок слишком тяжел для старика. А посветив фонарем в лицо старику, увидели бы усталость и безнадежность, говорившие о том, что не по своей воле он тащится с этим грязным мешком. Когда жуткая ночь с ее пугающими звуками, и холод, и тяжесть мешка замучили старика до полусмерти, он опустил мешок на дорогу и потащил за собой, медленно перетаскивая через камни, словно чувствовал, что настал его последний час, и, что еще хуже, настал, когда он тащит этот проклятый мешок. Тут старик различил рядом с каменистой дорогой большую потемневшую от времени вывеску «Заблудившегося пастуха». Он открыл дверь, пошатываясь, вошел в светлое помещение и рухнул на лавку, не выпуская из рук огромного мешка.

Все это предстало бы вашему взору, если бы вы в такую поздноту оказались на этой заброшенной дороге в печальных холмах, огромные и мрачные очертания которых терялись в темноте вместе с печальными осенними деревьями. Но ни вас, ни меня в ту ночь там не было. Я не видел беднягу-старика с мешком, пока он не плюхнулся на лавку на постоялом дворе.

Там был Йон, кузнец, и Уилли Лош, плотник, и Джекерс, сын почтальона. Они налили ему кружку пива. И старик выпил пиво, по-прежнему не выпуская из объятий мешок изумрудов.

В конце концов, они спросили, что у него в мешке. Вопрос явно испугал его, и он крепче прижал к себе мокрый мешок, пробормотав, что там картошка.

— Картошка, — протянул Йон, кузнец.

— Картошка, — повторил Уилли Лош.

Стая черных созданий

И, услышав сомнение в их голосе, старик вздрогнул и застонал.

— Картошка, говоришь? — переспросил сын почтальона. Все трое привстали со своих мест, пытаясь сквозь мокрую мешковину разглядеть содержимое мешка.

И, судя по ярости старика, я должен сказать, что, если бы не жуткая ночь, которую он провел в пути, и не тяжесть, которую он волок издалека, если бы не пронизывающий октябрьский ветер, он сражался бы с кузнецом, плотником и сыном почтальона, со всеми троими, пока не отогнал бы их подальше от своего мешка. И теперь, промокший и усталый, он, тем не менее, дрался, как следует.

Я, без сомнения, мог бы вмешаться, но никто из троих не собирался причинять зло этому пришедшему издалека путнику, их просто возмутила его скрытность, ведь они угостили его пивом; для них это было все равно, что не открыть отмычкой самый простой шкаф. Меня же на привычном стуле удерживало любопытство, оно же не позволило мне вступиться за старика, потому что его скрытность, и ночь, когда он появился, сам час его прибытия, да и вид мешка, все это подсказало мне, что он тащит, задолго до того, как это стало ясно кузнецу, плотнику и сыну почтальона.

Но вот они обнаружили изумруды. Огромные изумруды, величиной больше лесного ореха, и их были сотни и сотни. Старик всхлипнул.

— Ладно, ладно, мы ведь не воры, — сказал кузнец.

— Мы не воры, — повторил плотник.

— Не воры, — подтвердил сын почтальона.

С выражением дикого ужаса старик снова завязал мешок, хныча над своими изумрудами и украдкой поглядывая вокруг, словно то, что его тайна раскрыта, было невероятно страшно. А потом они попросили его дать им по изумруду каждому, всего по одному большому изумруду каждому из них, ведь они угостили его кружкой пива. И, видя, как он, сгорбившись над мешком, вцепился в него пальцами, можно было бы решить, что он жадина, если бы не застывший на его лице ужас. Мне приходилось видеть людей, встречавших смерть с меньшим страхом.