Рассказы сновидца

Затем Саранура вошла во дворец. Я же, сняв предложенные мне гофмейстером одеяния и снова надев свое платье, решил не злоупотреблять дальнейшим гостеприимством могучего Сингани и двинулся в обратный путь — к полям, которые мы знаем. Я перешел через пропасть по огромному бивню, положившему конец истории Педондариса, и видел на нем мастеров, которые точили и резали неподатливую кость; некоторые вместо приветствия славили Сингани, и в ответ я тоже восхвалял его имя. Дневной свет еще не достиг дна аметистового ущелья, но темнота, клубившаяся далеко внизу, уже уступила место красноватому полумраку, в котором я с трудом разглядел одного золотого дракона. Бросил я и взгляд назад, на дворец из слоновой кости, но никто не смотрел мне вслед из его окон, и, с сожалением отвернувшись, я быстро зашагал по известной мне дороге; преодолев перевал, я начал спускаться по склону и снова пришел к домику старой ведьмы.

Когда, войдя внутрь, я поднимался на второй этаж, чтобы взглянуть из верхнего окна на знакомые поля, старая ведьма заговорила со мной, но я был зол, как бывают сердиты только что проснувшиеся люди, и не захотел отвечать. И кот старой ведьмы тоже спросил меня, кого я видел и с кем встречался, но я сказал только, что в полях, которые мы знаем, кошки знают свое место и не осмеливаются разговаривать с человеком. Затем я снова спустился вниз и пошел прямо к дверям, намереваясь как можно скорее попасть на Проходную улицу.

— Ты идешь не в ту сторону! — крикнула мне из окна ведьма, и я действительно предпочел бы вернуться во дворец из слоновой кости, но я не смел злоупотреблять гостеприимством Сингани, к тому же ни один человек не может вечно оставаться в Стране Грёз. Да и что могла знать старая ведьма о притяжении полей, которые мы знаем — о тонких, но многочисленных нитях, которыми привязаны к ним наши сердца? Поэтому я не обратил на ее предупреждение никакого внимания и продолжал идти вперед — и вскоре оказался на углу Проходной улицы.

Лавка с маленькой зеленой дверцей виднелась чуть дальше, но, полагая, что этот конец улицы находится ближе к набережной Виктории, где я оставил лодку, я потянул на себя первую же попавшуюся дверь в стене дома — крытого, как и остальные, соломой, с маленькими золотыми шпилями вдоль конька, на которых сидели незнакомые мне птицы и чистили свои удивительные перья. Дверь отворилась, и, — к моему несказанному удивлению, — я очутился в хижине, больше всего напоминавшей жилище пастуха. В низкой и темной тесной комнате сидел на деревянной колоде какой-то человек, который заговорил со мной на незнакомом языке, и я, пробормотав что-то в ответ, поспешил выбежать из противоположной двери на улицу.

С фасада этот странный дом тоже был крыт соломой, но на коньке не было золотых шпилей, и не сидели на них удивительные чтицы, а под ногами не было даже мостовой. Я видел только ряд домов, сараев и коровников, но никаких признаков города, и только вдалеке, на склоне холма, виднелось что-то вроде поселка или небольшой деревушки. Река, впрочем, никуда не делась, и у меня не было никаких сомнений, что это именно Темза, потому что она была такой же ширины и изгибалась в точности как Темза — если, конечно, вы в состоянии представить себе этот ее участок без обступившего его города, без мостов и без набережной. Вот почему я решил, что со мной снова произошло то, что бывало уже не раз.

При свете дня подобное может случиться с каждым, но чаще происходит это с детьми, когда, неожиданно проснувшись перед рассветом, они видят, что очутились в какой-то незнакомой комнате, — видят высокое и мутное окно там, где всегда была дверь, и замечают непонятные предметы на непривычных местах. И хотя дети, как правило, все же отдают себе отчет в том, где находятся, им бывает очень трудно понять, как вышло, что знакомое место так изменилось, и почему теперь оно выглядит совершенно по-другому.

Пока я размышлял обо всем этом, ко мне приблизилось небольшое стадо овец; овцы, впрочем, выглядели, как всегда, но у пастуха был какой-то странный, дикий вид! Я заговорил с ним, но он, похоже, не понял ни слова, и я решил спуститься к реке, чтобы проверить, на месте ли моя лодка — и заодно причал, к которому я ее привязал, но из жидкой грязи у берега (ибо был отлив) торчало лишь несколько почерневших от времени обломков, которые когда-то давно могли быть лодкой, хотя сказать наверняка было нелегко.