Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев]

Пока Гром-камень по лесной просеке тянули, каменотесы уже стучали по нему молотками да зубилами, убирали лишние куски. И все же, когда скалу доставили на место, выяснилось, что для памятника потребуется только ее часть. Другую же часть откололи. Осталась она лежать вблизи будущего монумента.

Наступила пора торжества устраивать, открывать памятник, — а рядом «осколочек» серой глыбой громоздится, мешает. Убрать его надо!

Контора строений объявила: все желающие могут взять подряд на уборку камня. Несколько иностранцев тут же откликнулись — огромных денег за вывозку запросили! Оно и верно, тяжеловат «осколочек»… Раскалывать его, дробить надо. Сколько людей нанять придется, лошадей.

Но тут явился в Контору неприметный мужичок. Поклонился низко и сказал, что готов тот многотонный камень убрать.

— Много ли в твоей артели работников-то? — поинтересовались в Конторе.

— Не много, — ответил мужичок. — Сам я, сын мой да лошадь.

То-то было смеху в Конторе! Шутки ради и выдали мужичку разрешение.

А он и впрямь на следующее утро к камню приехал. Обошел глыбу несколько раз, лопатой рядом с нею на земле круг начертил, поплевал на ладони да и принялся копать. Кидает в телегу лопату земли за лопатой, вырытую к Неве отвозит, выбрасывает.

Не так уж много и дней прошло — возле камня глубокая яма выросла. Мужичок начал потихоньку под глыбу подкапывать. И не устоял «осколочек»! На глазах многочисленной «почтенной публики» шевельнулся да и пополз в приготовленную для него «квартиру». Мужичок его в яме уже снова землей закидал, притоптал сверху лаптями для ровности и пошел в Контору строений деньги за работу получать.

3 рубля ему дали.

Приближался самый ответственный момент в создании памятника — отливка. В литейном деле Фальконе не считал себя специалистом. Нужен был хороший мастер литейного дела. Искали по всей Европе — не находили. Пришлось скульптору самому засесть за книги по литейному делу, изучать его. И все же он ждал хорошего литейщика.

Тем временем из Конторы строений пришел приказ начать строительство Литейного дома. Строили его неподалеку от места, где предстояло встать и самому памятнику, — вблизи Адмиралтейства.

Для отливки статуи построили огромную печь с четырьмя отверстиями. Одно — топка, в два других загружали металл, из четвертого расплавленному металлу предстояло вылиться.

Прибывавших из-за границы литейных мастеров Фальконе испытывал и одного за другим отсылал обратно.

В 1772 году по рекомендации русского посла в Вене Д. М. Голицына прибыл «знающий литейщик» Бенуа Эрсман. Поначалу у скульптора и литейщика работа шла в добром согласии, но вскоре возникли серьезные споры.

Фальконе требовал при отливке разной толщины металла. Эрсман настаивал на том, что вся отливка памятника должна быть одинаковой толщины. Фальконе ссылался на свои расчеты. Эрсман — на опыт отливки всех других статуй. В конце концов Эрсман тоже был уволен.

А между тем рядом со скульптором работал отличный литейщик — Емельян Евстафиевич Хайлов. Был он крестьянским сыном. 16-летним пареньком пришел в литейные мастерские петербургского арсенала и ровно через 16 лет получил высокое по тем временам звание — «сверлильного дела мастер». Просверливать каналы стволов артиллерийских орудий было тогда большим искусством, но Емельян Хайлов был к тому же и хорошим литейщиком. Когда перевозили Гром-камень, он отливал желоба, бронзовые шары, гайки и болты для механизмов — и во всем, даже в самой мелкой детали, всюду была видна его неизменная старательность и высокое мастерство литья. Умел он читать и писать, был «состояния доброго и к делу весьма прилежен».

Он-то и стал первым помощником Фальконе при отливке статуи. В конце концов скульптор решил взяться за отливку сам.

Конечно, Фальконе очень волновался. Волновались литейщики, подсобные рабочие. Не каждый ведь день приходилось им направлять в форму 1350 пудов расплавленного металла. И вот он рванулся по трубам.

Без несчастья не обошлось. Одна из труб лопнула, металл начал вырываться наружу. Схватившись за голову, в ужасе и отчаянии Фальконе выбежал из литейной. За ним побежали другие…

Не растерялся лишь Емельян Хайлов. Скинул он с себя суконный армяк, намочил его водой, обмазал лежавшей рядом глиной и — прижал одежонку к лопнувшей трубе, к щели в ней. Дорого стоил ему этот геройский поступок. Тяжелые ожоги получил литейщик, частично потерял зрение, но статую спас.

Рассказывая о подвиге мастерового, газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала: «Такою смелостью и усердным поступком сего плавильщика столь был тронут г[осподин] Фальконет, что, по окончании дела, бросившись к нему, изо всего сердца его поцеловал…».

Вторая отливка, «от колен всадника и груди лошади до голов их», была произведена в июле 1777 года. Обе части статуи соединили по шву, и чеканщики заделали его так тщательно, что увидеть шов простым глазом стало невозможно.