Рассказы о чудесном

В десять лет была у меня Шляпа из красного фетра, с полями огромными, с тонкой резинкой — от уха до уха, чтобы Шляпа не улетала, когда сильный ветер подует. Абзац. В этой Шляпе чудесной я налетала на все столбы и деревья, на людей и на всё, что стояло, ходило и ехало, — потому что поля этой Шляпы закрывали мне лицо. Тогда я взяла ножницы и сделала в Шляпе очень красивые дырки для глаз, длинные прорези с дух сторон — спереди и сзади, чтоб носить такую прекрасную вещь по-разному, день — одной стороной, день — другой. Абзац. Но резинка резала мне горло, когда со всех сторон налетал ветер. Эту резинку надо было всё время руками оттягивать, а руки мои были заняты портфелем и чернильницей «невыливайкой» в мешочке таком на шнурке. Поэтому я ходила с розовым шрамом на горле от этой шляпной резинки. Абзац.

Однажды пролетая над Шляпой, стайка птиц на неё накакала. Все сказали, что это — к счастью и знак свыше, но Шляпа исчезла бесследно, вся превратилась в пар!.. Этот пар нам вернули в кросном воздушном шаре, который я и сестра, подарившая мне незабвенную Шляпу, выпустили в небо над парком, где в тот момент публика наслаждалась концертом симфонической музыки в исполнении замечательного оркестра, вход бесплатный. Абзац. С тех пор никаких я шляп не ношу — только эту, которая в небе летает.

Все проходит сквозь всё, и мы пройдём сквозь всё остальное…

Марс и Энгельс отдыхают в ресторанчике «Звездопадло».

А гдети спросят: «А где наши гденьги?..»

А где-то здесь…

Ушла в себя. Скоро буду!

Конец связи

Цветы моей матери

Золотой человек

Видел я, что всякий живущий ходит под солнцем с отроком: это другой, который займёт его место.

Экклезиаст, гл. 4

Мальчик Петя Бахов, десяти лет, очень плохо читал, никак не мог вызубрить таблицу умножения, и в диктанте он делал ошибки неимоверные — в самых несложных для написания словах! В его торчащие, обмороженные уши неудержимо лилась стройная, неистощимо образная музыка ошибок: слово «стая» мгновенно превращалось в «стайя», полное лая здешних ворон, воя бродячих псов и этого «ай», которое вечно носится в воздухе.

Все ошибки свои Петя мог объяснить, оправдать вполне осмысленными причудами слуха. И пытался он это сделать, не раз пробовал доказать учителю свою правоту. Но Павел Ильич Глебов, старый опытный педагог, никак не щадил изворотливость детского ума и карал её безо всяких поблажек, незамедлительно, страшась упустить роковой момент. Петину правду чуда он считал неприличной и полагал её видом лживости, лени и самых дурных склонностей, неизменно приводящих к скользкой дорожке и плохому концу. Так прямо, и говорил: «Никому ничего такого не слышится, а один ты, ученик Бахов, слух свой извращаешь орфографическими ошибками, потому что лентяй ты отпетый. Но что хуже всего — хитрый! Вот поёшь ты соловьём все сутки подряд — это сущая правда. И стоять тебе в опере, в парике, напудренном белой мукой, и петь разные дурацкие арии про любовь».