Читаем Рассказы из Диких Полей полностью

- Да, мил'с'дари, познакомьтесь, - обратился к недавно прибывшему крупный шляхтич. – Это пан де Кюсси, француз, который приехал сюда, чтобы присмотреться к обычаям польским. Пан шевалье, познакомься, мил'с'дарь, с Яцеком Дыдыньским, первой саблей саноцкого воеводства!

- К вашим услугам, - сказал шляхтич, пожимая руку французу. Бертран заметил, что у того на боку висит тяжелая гусарская сабля в затасканных черных ножнах. Подобного рода оружие носили в этой стране только величайшие забияки и гуляки. А де Кюсси уже научился уважать польскую саблю, почувствовав ее на собственной шкуре в одной мазовецкой корчме.

- И что нам расскажешь, мил'с'дарь Дыдыньский? – спросил высокий и хмурыйшляхтич.

- А что бы вы желали услышать?

- О тои, как вы Москву добывали!!! – выкрикнул Мурашко – и как бояр за бороды к конским хвостам вязали.

- Тогда налейте мне меду, - буркнул Дыдыньский. - - Ладно, судари мои, расскажу я вам одну странную историю, только не надейтесь, что она будет о победе. Рассказ невеселый, но, думаю, он вас порадует…

 

рассказ второй

ВЕТО

 

- Вето. Не позволяю. Отойдите от могилы!

Все замерли. Хотя уже и смеркалось, Кшиштоф четко видел их лица – мрачные, со свешивающимися вниз неухоженными усами. Выглядели они словно мертвяки – исхудавшие, с видением голода, отпечатанным на щеках. Походили они на скелеты с церковных росписей. Только лишь горящие глаза выделялись на их трупных лицах.

Медленно, как во сне, повернулись они к Кшиштофу. Поначалу заметили его стройную фигуру, внезапно выросшую в тени колючих кустов у кладбищенской стены, а только потом остановили взгляды на блестящих круцицах в руках мужчины.

Один из них сдвинул назад старую, вылинявшую, дырявую шапку.

- Чего хочешь, курвин сын?

- Чтобы вы отошли от могилы, - спокойным голосом прозвучал ответ. – Пиздуйте отсюда!

- Сам пиздуй, - рявкнул кто-то из толпы. – Ты чего имеешь в виду. Мы ничего плохого не делаем!

- А вот это? – жестом головы Кшиштоф указал на лежащие у могильной ямы кирки. – Что это должно значить?

Те ничего не отвечали, не шевелились, но Кшиштоф знал, что каждый из них задумывается над тем, сумел бы напасть на него, прежде чем пистоли выстрелят. Шансов у них не было бы, вот только голод всегда затмевал здравый смысл.

- Мы дадим тебе немного, - буркнул кто-то из тех и указал на могилу.

- Выматывайтесь!

- Половину.

- Не хочу, - тихо сказал он. – Считаю до пяти.

- Так ведь там лежит московский. Не наш.

- Ну так и что?

- Тебе не хочется жрать? Того, что получишь, на неделю хватит.

- Один!

Пошевелились. Но , как он опасался, на него не бросились.

- Я его знаю,- буркнул один из кучи. – Это Кшиштоф Вилямовский… Из Равы Мазовецкой. Мил'с'дарь пан наместник казацкой хоругви Самуэля Дуниковского.

- Ну так и что?

- Два!

- А то, что перестреляет нас, как уток. И глазом не моргнет. Он же псих. Иезуитская болтовня выела ему голову. Вроде как и солдат, а есть товарищам не дает.

- Три!

Кшиштоф старался, чтобы его голос был жестким и безжалостным. Только ему не слишком это удавалось.

- Идем на него? – прохрипел третий из кучи, самый дикий, одетый в грязный и рваный жупан. Кусты за спиной наместника зашелестели, и из них выскочил Кацпер с ружьем.

- Я уже говорил, чтобы вы убирались отсюда!

- Ладно, буркнул кто-то. – Но мы еще встретимся. Мил'с'дарь Вилямовский, похоже, пан не желает долго жить?

- Вы сапежинские29? Нет, от рук бураков я не погибну.

- Не говори "гоп", рыло мазурское. Ты поему хочешь нас удерживать?

- Да разве вы в Господа не верите? Господи Иисусе, есть вещи, которых нельзя делать. Никогда, ни в коем случае.

- Тебя ведь никто не заставляет это жрать. Если хочешь, можешь сдыхать от голода. Но почему нам не даешь есть?

- Потому что я шляхтич. А это к чему-то обязывает.

- Через пару недель будешь отдавать гербовой перстень за кусочек конины ил за вареную крысу, - мрачно сказал тот же, что и раньше. – Только никто от тебя не купит.

- Молчи! Ведь не для того мы отправились на войну, чтобы есть трупы. Четыре!

Тот, в рваном жупане, сцепился с Кшиштофом взглядом. Так они стояли какое-то время, после чего сапежинец выругался, повернулся и направился за ограду кладбища. Его два приятеля: высокий, в мисюрке, и с чеканом в руке, и низкий, худой, с перевешенной через плечо рапирой, поспешили за ним. Вилямовский глядел в их сторону, пока троица не скрылась в полутьме. Только сейчас до него дошло, насколько сильно овладела им холодная дрожь. Он боялся. И следовало это признать перед самим собой. А действительно ли я прав?, - подумал Кшиштоф. – Следует ли это делать? И так уже все мы прокляты… Но, может… Он надеялся, что сделанным минуту назад он подложил еще один кирпичик к спасению. К искуплению того, что занозой торчало где-то глубоко в его душе.

- А чтоб его! – выкрикнул он с яростью и стукнул кулаком по размокшей от дождей земле могилы. Сил у него уже не осталось. Все на этой войне выглядело не так, как он себе представлял. Все было другим. Наместник медленно поднялся, отвернулся от могильного холма.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза