Рассказы. И все-таки интересная это штука – жизнь…

– Вернешь и расплатишься, рожа воровская. Расследования захотела… Да я ж тебя посажу, стерва. Выйди вон из кабинета, пошла, я сказал! Разговор с тобой будет после, я тебе покажу, сучка такая, прошмандовка; лет пять огребешь, обрадуешься тогда. Рычать она у меня тут будет.

Только она вышла, он сразу заговорил спокойным тоном, будто мы с ним старые друзья и я пришел к нему чай пить.

– Значит, справочка вам нужна, так, сейчас сделаем, – весело так, будто это доставляло ему удовольствие. Сел, стал печатать. Закончив, протянул действительно ценную для меня бумагу.

– Пожалуйста, если еще чего нужно, обращайтесь.

Вместе вышли в коридор. Увидев Люсю, он снова взорвался.

– А!.. Ты еще здесь. Советую немедленно забрать свою заявку и валить, пока не поздно.

– Не заберу! – отрезала Люся и вместе со мной двинулась к выходу.

И тут его понесло: «Проститутка, считай, ты уже в тюрьме», – орал он во весь голос. То ли у них это норма, то ли он так разошелся, потому что кроме нас на всем этаже никого не было. И пока мы не скрылись, вслед Люсе летели самая тяжеловесная брань и проклятья. До дома шли молча. Я переоделся и отправился гулять по Москве. Люся, подавленная, накрылась одеялом, забилась в угол.

Вернулся я вечером, уставший и очень надеясь, что Люся уже ушла – можно завалиться спать. Но, войдя в квартиру, увидел совсем не то…

На журнальном столике пирамида объедков, на полу две пустых водочных бутылки и одна, кажется, пивная. В постели, разметавшись, как боги, храпели Люся и сегодняшний мент. Я пожелал им приятных снов (мысленно) и отправился к родителям. Люся уехала. Без меня. Но уже на второй или третий день, а вернее вечером, явился ко мне милиционер Сергей – так, оказывается, его звали. Явился без всякого звонка, завалился прямо в дверь.

– Люси нет у тебя?

– Нет.

– А где она, не знаешь?

– Ну это скорей ты должен знать; ты же мент, тебе и карты в руки.

Милиционер сунул мне свою визитку, просил звонить, если что узнаю. Но звонил он сам – каждый день! Долго звонил. Всякий раз становился ужасно сентиментален, возможно, слезлив – говорил, что радость ушла из жизни. Милиционер был крепко моложе Люськи, но как клещ вцепился в свою мечту.

Потом, как и в первый раз, внезапно явился перед моей дверью – вдрызг пьяный. Рубашка с одного бока выскочила из брюк, двух верхних пуговиц на рубашке не хватало. В собачьих глазах усталость, мольба о пощаде.

– Найди мне ее, найди! Найдииии! – нудил он.

– Так где ж я тебе ее найду?

– Ты давно ее знаешь, должен знать и друзей ее, знакомых.

– Знаю-то давно, но друзей, кроме тех, что у меня тут живут, не встречал.

Мне хотелось помочь парню, но помочь было нечем. Он беспомощно врезал кулаком в стену. Кулак медленно, как прилипший, пополз по стене вниз, будто давил какого-то гада.

8. Московские точки

Федор Федорович

Когда-то давно на стене висела карта, карта родного города, истыканная вся красными крестиками, вроде как рассыпанными по территории Москвы, обозначавшими мои странствия по этому городу.

Первый крестик я поставил в правом верхнем углу (красиво получилось по цвету: на грязно-бледно-зеленое пятно, изображавшее Сокольнический лес-парк, лег пронзительно-рубиновый крест). Так началась моя самостоятельная жизнь.

Есть в Москве такие места обитания, о которых мало кому известно, даже среди старых москвичей. Идешь так, гуляешь по парку, затем забредаешь в настоящий лес, и возникает вдруг уютная поляна, и где-то сбоку вылезает из старых лип, тополей, зарослей сирени и жасмина жилой дом. В общем-то обыкновенный деревянный двухэтажный барак, но так ловко он сплелся с окружающей растительностью, так по-живому ткнулся одним боком в землю, прямо как лесной гриб вырос из земли вместе с этими липами, дубами, черемухой, сиренью, голубями и самими обитателями дома. У подъезда обязательная скамейка, где старухи и косматые собаки щурятся на солнце. Мне всегда, увидев такое место, сразу хочется прожить тут всю жизнь.

А рядом грохочет город со своими трамваями, метро, шумом и бестолковщиной. Вот такой райский уголок и подарила мне судьба, да, это именно подарок, а как же иначе, ведь новая жизнь начинается и любое событие – есть знамение великой удачи.

Майским утром, теплым уже по-летнему, с приятелем тащили мы через Сокольнический лес все мое имущество: подушка, одеяло, белье постельное, кисти-краски, рулон холста и даже пару подрамников.

По пути завтракали; ели черный хлеб с молодой острой редиской и молоком. А вокруг… как в самых сентиментальных рассказах – и птицы, и воздух лесной, и запах ландышей, и прыгающие солнечные зайчики по стволам берез (но это действительно так было, куда ж это девать), и предвкушение неведомой новой жизни – ощущение беспредельного счастья перехватывало горло. Хотелось прыгнуть еще дальше этих чувств, так трудно было удержать их в себе, и не хватало сил.