Рассказы

- По случаю праздника... принимая во внимание местные нужды и обстоятельства населения... объявляю заводы... открытыми. Но ухо держи востро. Ежели в эту неделю кого замечу, спуску не дам.

- А как же дым-то? - сказал кто-то сзади.

- Дым куда хочешь девай, и ребят пьяных по улице не распускать, а то так-то какой-нибудь нагрянет, а они у вас лыка не вяжут.

- Слушайся председателя,- сказал секретарь.

ДОСТОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

На собрании в чайной обсуждался новый, непривычный вопрос: о выборном начале в приходе.

Старый священник умер, и по новому порядку приехал вчера кандидат служить пробную обедню, чтобы затем, получивши одобрение прихожан, ехать утверждаться к архиерею.

Все сидели на лавках, на окнах и толковали.

- Теперь хорошо,- сказал Федор, снявши и рассматривая свою шапку,- выбирай любого. А то прежде поставят, бывало, какого-нибудь щупленького да безголосого - и майся с ним целый век.

- Да, уж это последнее дело, если у священника ни голосу, ни виду настоящего нет,- сказал Прохор Степаныч, любивший читать Апостол и петь на клиросе, для чего всегда надевал железные очки, хотя все знал наизусть.

- А что ж с ним, щуплым-то, делать? - сказал кто-то.

- Прежде в попы вся шушель лезла, а теперь подожди. А то, пожалуй, много их ..

- Да, теперь уж не проскочут.

- Поглазастей анхирея будем.

- А как же.

- И потом, хоть то сказать, разве можно, чтобы архиерей всякого понимал. Шут его разберет, достоин он или нет.

- А ну их и совсем к черту,- сказал вдруг солдат Андрюшка, сняв шапку и ударив ею по подоконнику,- не надо нам их вовсе.

Все на него оглянулись.

- Сдурел, что ли? - сказал, поглядев на него несколько времени стороной, Прохор Степаныч. Он было завернул полу и полез в карман за кисетом, но, услышав замечание Андрюшки, так и остался с отвернутой полой и засунутой в карман рукой.

- Вот они все такие-то,- сказали старики.- Им леригии не нужно.

- А что ж...

- Вы так-то скоро скажете, что и церкви не надо.

- А что ж...

- Дураки, ослы непонимающие, и больше ничего,- сказал Прохор Степаныч и, достав кисет, стал с обиженным видом свертывать папироску.

- Доперли!

- Еще дальше допрем. Ты бормочешь, а сам не знаешь что. Да я от этой твоей церкви за всю жизнь одной красненькой не пользовался. Да и все - только и знали, что туда носили. Ты-то много попользовался, что за нее так стоишь? сказал Андрюшка, уже обращаясь к Софрону.

- Чем же оттуда попользуешься?

- То-то, а кричишь.

- Вот это так подставил,- сказал чей-то голос сзади.

Все оглянулись и замолчали, переглядываясь.

- А сами переплатили немало,- сказал опять чей-то голос.

Все еще больше притихли.

- Я рублей с тыщу переплатил,- сказал голос Ивана Никитича от печки.

Все оглянулись к печке.

- А впрочем,- сказал Андрюшка, вставая,- свобода вероисповедания, обсуждайте тут, что хотите, лишние деньги, знать, завелись.

Он повернулся и, не оглядываясь, пошел к двери. За ним ушли и все молодые.

- Сорвали собрание...- сказал чей-то голос с таким выражением, с каким на войне говорят, "отрезали".

Несколько пожилых тоже было подались к двери.

Вдруг Прохор Степаныч, сунув кисет в голенище, встал и с решительным видом проговорил:

- Предлагаю собранию исключить ушедших, как бы они были неправославные, потому что они забыли о душе.

Все с облегчением вздохнули. Собравшиеся было прошмыгнуть в дверь поспешно хлынули назад и окружили говорившего.

- Правильно.

- Продолжается.

- Значит, о попе?

- Слава тебе, господи, приход-то не из одних басурманов состоит,- есть которые и о душе помнят. Достойный человек всегда себе место найдет. Если человек представительный и с голосом.

- С голосом - конечно... А вот щупленьким-то теперь всем беда,- сказал Федор, покачав головой.

- В Рожнове был такой,- сказал Прохор Степаныч, вынимая кисет из-за голенища и усаживаясь на окно,- человек смирный, тихий, душевный, а не дал бог голосу... и худ. Десять лет с ним бились. Наконец видят - мочи нет больше, говорят: уходи подобру. А на его место уж просился один. Человек, нужно сказать, непутевый, но голосище - труба архангельская. Как рявкнет, в ушах больно.

- Вот это здорово,- сказали голоса с разных концов.

- Аршин двух с половиной росту,- продолжал Прохор Степаныч,- пузо, и волос волнистый всю спину покрывает.

- Да... вот такого бы.

- Достойный священник,- станет служить на Пасху, скажем, так торжества этого одного не оберешься.

- Где ж там.

- Все-таки старый-то упросил было рожновских оставить его.

- Упросил? - сказали с сожалением голоса.

- Да. Но случись у тамошнего купца похороны, пригласил он двух попов для собора да этого борова горластого. Как вышел он...

Все затаили дыхание.

- Как вышел он,- повторил Прохор Степаныч,- с Евангелием - во всю дверь. Как заревет... Все ребятишки, что у амвона стояли,- так их и шибануло к стене.

- Ах, здорово...

- Ну, конечно, полонил. Да уж и старый батюшка увидел, что тягаться ему не под силу, натужается, натужается, а ничего у него не выходит, ну, и подал на перевод. Так когда он уходил, все плакали. Очень уж душа хороша была у него.

- Хороша?

- Страсть.

- Народ чувствует. Что другое, а уж душу он за семью печатями почувствует.