Рассказы

Они искренне верили в своего дракона, эти безумцы. Они не знали, куда и зачем идут, потому что дорога под их ногами вела себя подобно гремучей змее, норовя вырваться и укусить. У них был какой-то мифический дракон, он жил в каждом из них, и он был более всего похож на каменную статую языческого божка — а не на самого божка. И я вёл их вперёд, вёл в никуда, в пустоту, в пустыню, где они ничего не найдут, разве что смерть. Впрочем, смерть смеялась над ними, задирая подол своего чёрного платья и показывая отбеленные песчаными бурями кости на месте ягодиц.

Вечер наступил внезапно, обрушился на землю и утоптал нам место для костра. За хворостом снова отправились «любовники», и я понял, какое дерево они срежут на этот раз. Мы проходили мимо него.

Около меня сидели Фантик и Плум. Плуп привычно массировал свои искривлённые пальцы и что-то тихо напевал. Молчание было мне неприятно, хотя это было спокойное молчание, никакой враждебности в воздухе не наблюдалось. У меня снова поднимался жар, и я спасался ягодным самогоном из фляги.

— Дай глотнуть… — протянул Фантик.

Я молча спрятал флягу в карман куртки.

Фантик тоже ничего не сказал. Он отвернулся и стал что-то тихо нашёптывать Плуму.

Ночью я спал, не просыпаясь, но плохо. Мне снова снились кошмары. Когда я был ребёнком, самым страшным кошмаром для меня был огромный кусок хлеба на блюде. Он был в десять раз больше меня, и он скатывался с блюда прямо на мои ноги: я лежал на спине и не мог сдвинуться с места. Я ощущал, как мягкая пористая поверхность прижимает меня к земле, как она наплывает на мою грудь, как я утыкаюсь носом в огромный румяный мякиш, и как я задыхаюсь под ним.

Теперь у меня были другие кошмары. Мне снилось, что я падаю с огромной высоты, а подо мной — только чёрные скалы и больше ничего. Острые пики выглядели как частокол в ловушке для волков, я летел вниз и понимал, что моя грудь внезапно стала невероятно широкой, что она примет собой не один-единственный каменный меч, а несколько десятков пик, и я буду трепыхаться, насаженный на них подобно мотыльку, и от этого мой страх с каждой секундой полёта становился всё сильнее и сильнее.

Сон обрывался буквально за метр до падения на острия и сменялся другим сном, не менее страшным. В этом сне я лежал на земле, лежал на спине и смотрел в голубое небо, мои руки касались сочной зелёной травы, я вдыхал запах сенокоса, но что-то не так было в этой идиллии, что-то страшное приближалось ко мне, хотя ничего, казалось, не указывало на это. У меня не хватало сил поднять голову и осмотреться, а может, я просто сам не хотел осматриваться, я просто лежал и считал облака над головой.

А потом надо мной появлялось мрачное мужское лицо, и ещё одно, и ещё, и у каждого был факел, они опускали свои факелы и поджигали мою одежду, а я ничего не мог поделать, я просто лежал и не шевелился, я смотрел на них, а они на меня, и в то же время какой-то другой я наблюдал эту сцену со стороны, и видел, что горит только тело, а трава вокруг, и сухое сено, и бабочки, порхающие над огнём, нисколько не страдают от жара. Я горел, а вокруг было тепло и уютно, и мрачные люди стояли надо мной и смотрели на пылающие волосы и одежду.

Я просыпался от боли и ощупывал себя, но не находил ожогов, и это было ещё страшнее, чем если бы моё тело и в самом деле покрылось бы обгорелой коркой.

* * *

Каждую ночь мы оставляли двух часовых. В первую ночь дежурил сам Марц и Фантик. Марц не доверял Фантику. Помимо того, он считал, что в дозоре должен быть один сильный человек и второй — послабее. Их сменили могучий Кеннет и «любовник» Ламм.

В эту ночь дежурили Сарр и Плум, их сменяли Спуна и Мартин. Первые два клялись, что за их дежурство ничего не произошло. Они не смыкали глаз вплоть до того момента, когда пришло время будить сменщиков.

Скорее всего, это было правдой. Дракон появился ближе к утру.

На сером песке, тонким слоем покрывавшем камни, отпечатались огромные следы явно животного происхождения. Они были похожи на те следы, которые много лет назад появились на заднем дворе одного из деревенских. Четыре пальца, острые длинные когти, размер лапы — много больше человеческой руки. Дракон ходил вокруг лагеря, а потом подошёл практически в упор к спящему Марцу. Тот ничего не услышал. Судя по следам, дракон просто прошёл через лагерь, просто прошёл, и больше ничего. Он никого не тронул, не оставил после себя ничего такого, что должен обычно оставлять дракон — если слушать поверья и байки. Никакой зловонной слизи, никакой мерзости, никаких осколков чешуи. Он не раздавил ничего, не наступил на валяющийся как попало котелок, на укутанные в спальные мешки тела.