Рассказы

— У тебя всё хорошо? — спросила Ксюша, пока Паша тупо смотрел на тарелку с супом. Вопрос получился каким-то дежурным, безразличным, хотя Паша вернулся из морга сам не свой, и Ксюша заметила это. Просто ей было всё равно.

— Нормально, — ответил он и принялся хлебать суп.

* * *

Второй день отличался от первого тем, что Анастас сам тоже встал к столу. А ещё тем, что сегодня Паша получил первого «конструктора».

Этот мужчина, наверное, упал с верхотуры. Во всяком случае, у него были переломаны кости, вывернуты конечности, а на лице вместо умиротворения застыла гримаса боли. Паша поднял глаза, взглядом спросив у Анастаса, что делать, и получил ответ:

— Восстанови.

И на этот раз он не стал ничего спрашивать. Просто начал работать — ввернул суставы обратно, лёгкими касаниями пальцев сплавил кости, мягкими движениями сгладил гематомы. Через час перед ним лежал уже не труп, а спящий, такой же, как вчерашние шестнадцать.

— Прекрасно, — Анастас окинул его работу пытливым взглядом. — Продолжай.

Он продолжил.

Паша обречённо потрошил мертвецов, раз за разом взвешивая сердца и отправляя тела либо в дверку, либо обратно в шкаф. Иногда ему попадались трупы с открытыми ранами, с переломами и побоями — тогда, уже ничего не спрашивая, он восстанавливал их и клал сердца на весы. Анастас делал то же самое.

Тишину нарушал только тихий шелест ножей.

* * *

— Я сегодня припозднилась, да? — от Ксюши разило мятой.

— Да, — сказал Паша. — Уже девять часов. Ты где была?

— Так, с друзьями посидели, — отмахнулась его жена. — Не обижайся, котик. Меня Ленка позвала, у нас девичник был. Я тебе котлеты сделаю. Хорошо?

— Хорошо, — согласился он, глядя на её походку. Ксюша слегка пошатывалась, взгляд её бегал туда-сюда. Раньше он не замечал этого. И предложение сделать котлет тоже получилось каким-то… пустым.

Он поймал себя на мысли, что с радостью думает о завтрашней работе.

* * *

— В этом месте слишком много необычного, — сказал Паша, вытаскивая очередного мертвеца.

— Ты удивлён? — Анастас положил сердце на весы, и стрелка снова закачалась.

— Ну, я никогда не слышал о таких… странных процедурах.

— Куда более странно, что ты спросил об этом только сейчас.

— Один-ноль в вашу пользу, — признал Паша. — Я думал, ну… любопытство кошку погубило, как говорится. Если вопросы задавать не надо — лучше так и скажите.

— И ты будешь приходить сюда каждый день, взвешивать сердца мёртвых и ни о чём не задумываться?

— Буду. Мне очень нужны двадцать штук в месяц.

— Об этом не беспокойся. Я всегда соблюдаю договор. Что до твоих сомнений… конкретизируй. Я отвечу.

— Ну, тут сложно конкретизировать. Тут вообще всё сложно и странно. Я смутно понимаю, что именно делаю, хотя делаю всё правильно. Я ж никогда этим не занимался. Наверное, человек вообще не может сделать это так быстро — вскрыть, перебрать, зашить. Я сшиваю даже разорванные сосуды, и остаётся только узкий шрам. Что это всё означает?

— А ты уверен, что действительно вырезаешь органы и изучаешь их? Видишь ли, ты сейчас в аллегорическом месте. Весь этот подвал — одна сплошная аллегория, и я тоже.

— То есть всё это нереально?

— Почему же? Вполне реально. Просто оно не такое, как в рациональном мире, это твой мозг превращает всё вокруг в понятный ему образ. Тебе кажется, что ты распиливаешь рёбра, а на самом деле… а, чёрт с ним, всё равно не поймёшь, что именно ты делаешь. Но делаешь правильно, иначе давно снова стал бы безработным.

— Такое объяснение годится, — согласился Паша, хотя ещё неделю назад обозвал бы Анастаса психом.

— Потому что оно единственно верное. Человек так устроен — то, что не может представить как есть, превращает в аллегорию. Не можешь зрительно вообразить любовь? Вот тебе Венера или Иштар. Не знаешь, почему грохочет гром? Вот тебе Тор с Юпитером. И так со всем остальным. Со смертью тоже. То, что делаем мы с тобой — всего лишь отражение реального процесса. Превращения живого человека в кусок мяса, который может разве что насытить червей.

— Мне кажется, я знаю, кто вы.

— Да? — Анастас поднял голову, и на какой-то миг Паша отчётливо увидел волчью пасть вместо человеческого лица. Нет, не волчью — пасть шакала, и жёлтые собачьи глаза. — Неужто?

— Никакой вы не Анастас. Вы — Анубис. Проводник из этого мира в тот.

— Один-один, — он склонился над телом. — В Та-кемет меня почитали как Инпу, но потом пришли эти манерные расфуфыренные греки… пускай будет так. Я уже давно привык к греческому имени.

Повисла тишина. Анубис, не обращая внимания на Пашу, выдвинул из шкафа полку с новым телом.

— Почему вы работаете именно здесь? — наконец спросил Паша. В уме он перебрал десятка два вариантов, но каждый из вопросов казался ему невежливым, неуместным или просто идиотским, и на каждый Анастас-Анубис отвечал язвительной фразой. «Вы действительно египетский бог?» — «Нет, блин, тебе просто показалось». Но ему не показалось. Глупо спрашивать очевидное.

— Интересный вопрос, — Анубис примерился и одним движением вскрыл грудную клетку мёртвой девушке. — А здесь что, не умирают?

— Нет, но… у нас же были свои боги. Марена, например…