Рассказы

Поэтому, возможно не без облегчения, Предвечный обратил свой взор на три тени, которые стояли перед ним смиренно, но с надеждой. Живые, как ни коротко время их жизни, когда говорят о себе, говорят слишком много, но мёртвые, имея перед собой вечность, столь многословны, что только ангелы могут слушать их вежливо. Но вот вкратце история, которую поведали эти трое. Джон и Мэри были счастливо женаты около пяти лет, и до тех пор, как Джон встретил Рут, они любили друг друга, как любит большинство семейных пар, с искренней привязанностью и взаимным уважением. Рут было восемнадцать, она была на десять лет моложе его, очаровательное грациозное создание со стремительной, всё побеждающей прелестью; она была здорова телом и духом и, испытывая жажду к естественному счастью жизни, была способна достичь такого величия, как красота души. Джон влюбился в неё, а она в него. Но ими овладела не банальная страсть, это было нечто столь ошарашивающее, что они чувствовали, будто вся долгая история мира значит что-то только потому, что через время и пространство привела к их встрече. Они любили, как Дафнис и Хлоя или как Паоло и Франческа. Но после первых мгновений экстаза, когда каждый обнаружил, что любим другим, они были охвачены унынием. Они были достойные люди и уважали самих себя, веру, в которой они были воспитаны, и общество, в котором они жили. Как он мог предать доверие невинной девушки, и что она могла делать с женатым мужчиной? Затем они забеспокоились, что Мэри узнает об их любви. Самоуверенная привязанность, с которой она относилась к мужу, потрясала, а теперь в ней взросло чувство, на которое она и не думала, что способна, - ревность и страх, что он оставит её, ярость, что кто-то угрожает её владычеству над его сердцем, и странный голод души, более болезненный, чем даже любовь. Она чувствовала, что умрёт, если он покинет её, и в то же время знала, что он полюбил потому, что любовь пришла к нему, а не потому что он жаждал этого. Она его не обвиняла. Она молилась о силе, она плакала молчаливыми, горькими слезами. Джон и Рут видели, как она томится. Борьба была долгой и упорной. Иногда их сердца изменяли им, и они чувствовали, что не могут противостоять страсти, сжигающей их до костей. Они сопротивлялись. Они сражались со злом, как Иаков сражался с ангелом Господним, и наконец они победили. Они посвятили Богу, как жертву, свои надежды на счастье, радость жизни и красоту мира.

 Рут любила слишком страстно, чтобы полюбить вновь, и с каменным сердцем она обратилась к Господу и благотворительности. Она была неутомима. Она заботилась о больных и помогала бедным. Она основывала приюты для сирот и управляла благотворительными обществами. И мало-помалу её красота, о которой она больше не заботилась, увяла, и её лицо стало таким же каменным, как и её сердце. Её вера была неистовой и ограниченной, самая её доброта была жестокой, потому что была основана не на любви, а на доводах рассудка; она стала властной, нетерпимой и мстительной. А Джон, смирившийся, но мрачный и сердитый, тащился сквозь утомительные годы, ожидая, что смерть освободит его. Он больше не видел смысла в жизни; он сделал попытку и был побеждён в борьбе; единственное чувство, которое осталось с ним, была не иссякающая тайная ненависть к жене. Он был к ней добр и предупредителен, он делал всё, что можно было ожидать от христианина и джентльмена. Он выполнил свой долг. Мэри, добрая, верная и (следует признать) исключительная жена, никогда не думала упрекнуть мужа за безумие, которое овладело им; однако в то же время она не могла простить его за жертву, которую он ей принёс. Она стала язвительной и сварливой. Хотя она ненавидела себя за это, она не могла не удержаться от того, чтобы сказать что-то, очевидно ранящее его. Она с радостью бы пожертвовала для него жизнью, но не могла вынести, если у него был хоть миг счастья в то время, как она чувствовала себя так ужасно, что сотни раз желала умереть. Ну что ж, теперь она была мертва, они все были мертвы; жизнь их была тусклой и однообразойя, но она прошла; они не совершили греха и теперь ждали награды.

Они закончили, и воцарилось молчание. Молчание воцарилось в небесном суде. «Идите к чёрту», - были слова, которые просились на уста Предвечного, но он не произнёс их, ибо они порождали ассоциации, которые он справедливо полагал неподходящими к серьёзности ситуации. К тому же такой вердикт не подходил к рассматриваемому случаю. Его чело омрачилось. Он спрашивал себя, для этого ли он сделал так, чтобы солнце всходило над безграничным морем, и снег блистал на вершинах гор; для этого ли беспечно журчали ручьи, сбегая по склонам холма, и золотистая пшеница волновалась под лёгким ветром…

- Иной раз я думаю, - сказал Предвечный, - что звёзды никогда не сияют так ярко, как когда они отражаются в мутной воде придорожной канавы.