Рассказы

Роджер всё держал в секрете. Ни словом, ни жестом он не выдал, что его чувства по отношению к Рут Барлоу изменились. Он оставался внимательным ко всем её желаниям, он водил её обедать в рестораны, они вместе ходили в театры, он посылал ей цветы, он был симпатичным и очаровательным. Они решили, что поженятся, как только найдут дом, который им подходит, потому что он снимал квартиру, а она жила в меблированных комнатах; и они принялись искать желанное место жительства. Агенты посылали Роджеру просмотровые ордера, и он с Рут осматривал многочисленные дома. Было очень трудно найти что-то полностью удовлетворительное. Роджер обратился к множеству агентов. Они посещали дом за домом. Они осматривали их тщательно от погреба до чердака. Порой дом был слишком велик, порой слишком мал; порой он был слишком далеко от центра, порой слишком близко; порой он был чересчур дорогим, а порой требовал слишком большого ремонта; порой он был слишком душным, а порой в нём слишком сквозило; порой в нём было темно, а порой промозгло. Роджер всегда находил недостаток, который делал дом неподходящим. Конечно, ему было трудно угодить: он не мог себе позволить пригласить его дорогую Рут жить нигде, кроме как в совершенном доме, и требовалось найти этот совершенный дом. Они осмотрели сотни домов, они вскарабкались на тысячи ступенек, они исследовали бесчисленные кухни. Рут была истощена и не один раз теряла самообладание.

- Если ты вскорости не найдёшь дома, - сказала она, - я изменю своё решение. Если ты продолжишь в том же духе, мы никогда не поженимся.

- Не говори так, - отвечал он, - Я умоляю тебя потерпеть. Я только что получил несколько новых списков от агентов, о которых я недавно услышал. В них должно быть не меньше шестидесяти домов.

Они вновь принялись охотится. Они осматривали всё больше и больше домов. В течение двух лет они осматривали дома. Рут стала молчаливой и насмешливой, её трогательные прекрасные глаза преисполнились почти зловещим выражением. У миссис Барлоу было терпение ангела, но наконец она взорвалась.

- Так ты хочешь или нет жениться на мне? – спросила она.

В её голосе была необыкновенная твёрдость, но она ничуть не повлияла на мягкость его ответа.

- Конечно, хочу. Мы поженимся, как только найдём дом. Кстати, я только что услышал о доме, который может нам подойти.

- Я чувствую себя недостаточно хорошо, чтобы осматривать какие-то дома.

- Бедняжка, я боюсь, ты выглядишь усталой.

Рут Барлоу вернулась к себе. Она не могла видеть Роджера, и ему пришлось довольствоваться звонками в её жилище, чтобы навести справки, и посылкой ей цветов. Он был неутомим и галантен. Каждый день он писал ей и рассказывал, что слышал о том или другом доме, который им надо осмотреть. Прошла неделя и он получил следующее письмо:

«Роджер,

Не думаю, что ты на самом деле любишь меня. Я нашла кого-то, кто жаждет позаботиться обо мне, и я собираюсь сегодня выйти за него замуж.

Рут».

Он послал свой ответ специальной почтой:

«Рут,

Известие потрясло меня. Я никогда не оправлюсь, но, конечно, твоё счастье должно быть смыслом моей жизни. Прикладываю к сему семь ордеров; они пришли с утренней почтой и я совершенно уверен, что ты найдёшь среди них дом, который тебе подойдёт.

Роджер».

Стрекоза и муравей

Когда я был очень маленьким мальчиком, меня заставляли учить наизусть некоторые басни Лафонтена и мораль каждой из них  мне тщательно объясняли. Среди них я выучил и басню «Стрекоза и муравей», которая была придумана, чтобы донести до юношества полезный урок о том, что в этом несовершенном мире усердие вознаграждается, а легкомыслие наказывается. В этой превосходной басне (извините меня, если я рассказываю то, что каждому полагается знать) муравей проводит лето в трудолюбии, собирая свои зимние припасы, покуда стрекоза сидит на краешке листа и поёт для солнца. Зима приходит, и муравей прекрасно снабжён, а кладовая стрекозы пуста; она идёт к муравью и умоляет о еде. И тогда муравей даёт ей классический ответ:

- Что же ты делала летом?

- Благослови тебя Господь, я пела, я пела все дни и все ночи.

- Ты всё пела? Так пойди же, попляши.

Я не могу приписать это своему упрямству, скорее я обязан этим детской непоследовательности и недостатку нравственных принципов, но я никогда не мог полностью смириться с моралью. Мои симпатии были на стороне  стрекозы, и какое-то время я не мог видеть муравья, не придавив его ногой. Этим кратким (и, как я впоследствии выяснил, вполне человеческим) способом я стремился выразить своё неодобрение благоразумию и здравому смыслу.

Я не мог не подумать об этой басне, когда позавчера увидел Джорджа Рамсея завтракающим в одиночестве в ресторане. Я никогда не видел никого, на ком так явно было бы написано глубокое уныние. Он сидел,  уставившись в пространство. Он выглядел так, будто тяжесть всего мира взвалили ему на плечи. Я пожалел его: я подозревал, что его несчастный брат опять причиняет беспокойство. Я подошёл к нему и протянул руку.

- Как ты? – спросил я.

- Не в весёлом расположении духа, - ответил он.

- Опять что-то с Томом?