Рассказы

Оливье и д’Эрвийи нашли генерала Шерена около дверцы кареты беседующим с человеком, чей странный наряд, одновременно и военный и цивильный, наверное, привлек бы их внимание, если бы они давно уже к нему не привыкли. Этот наряд состоял из круглой шапки, украшенной кокардой и трехцветными перьями; синего мундира с республиканскими пуговицами, перевязанного широким поясом; желтых обтягивающих панталон, до колен заправленных в сапоги с отворотами; его довершала сабля, висящая на боку, которая не раз в течение этой войны извлекалась из ножен. Черные и живые глаза этого человека, спрятанные под нависшими бровями, излучали жестокость, что никак не противоречило его действиям. Это был народный представитель Дельмар, посланный Конвентом в Западную армию с целью уравновесить военную власть гражданской, ибо всегда существовал страх, что генералы могут злоупотребить своей силой.

Беседа стала общей, она касалась суровых мер, необходимых для скорого окончания этой губительной войны. Все вандейцы, взятые с оружием в руках или участвующие в сходках, независимо от пола или возраста, должны быть расстреляны или казнены — таков был приказ Конвента. Оливье и д’Эрвийи возмутились подобной неумолимостью. «Франция найдет в нас солдат, — говорили они, — но никогда не увидит в нас палачей». Народный представитель нахмурил брови — это были совсем не те люди, которые его устраивали!..

Между тем колонна республиканцев подошла к Ла-Ре-модьеру, однако к тому времени деревня уже была полностью покинута жителями. Адъютант генерала Вестермана в сопровождении сильного эскорта ожидал новый отряд; он привез депешу для генерала Шерена. Тот поспешил ознакомить Оливье и д’Эрвийи с полученными приказами. Друзья грустно переглянулись: миссия, порученная им, была ужасна, но они обязаны были подчиниться. Оливье было предписано окружить небольшую рощу, находящуюся невдалеке от деревни, и арестовать всех жителей соседних селений, собравшихся там к ночи на мессу, а д’Эр-вийи предстояло предать огню деревни, фермы и замки на близлежащих землях. У обоих эти распоряжения вызывали неприятие, но они вынуждены были выполнить все, что от них требовалось: оба хорошо понимали необходимость неукоснительного подчинения военной дисциплине, особенно во времена мятежей.

Это были уже совсем не те блестящие кампании при Вальми, Флёрюсе, Жемапе... С одной стороны — война на истребление, с другой — фанатизм, и с обеих сторон — жесточайшие карательные меры!..

В полночь друзья разделили отряд на две группы для участия в операциях и расстались, договорившись о месте встречи.

Оливье направился к рощице, которую ему было приказано окружить, и вскоре обнаружил ее; все выглядело спокойно; в какое-то мгновение он даже начал надеяться, что сведения, полученные главнокомандующим, ложные, и сходка не состоится. Он спешился, велел солдатам, соблюдая полнейшую тишину, разделиться повзводно и подойти с четырех разных сторон, не начиная атаку до сигнала, который должен был подать д’Эрвийи.

Сам Оливье осторожно вел оставленный им при себе маленький отряд, и неожиданно перед ним предстало самое странное зрелище, какое только ему случалось видеть: в центре рощи, посреди прогалины, возвышался алтарь, сложенный из дерна; священник в торжественном облачении служил мессу; вокруг него стояли крестьяне, и трепещущее пламя освещало их лица; в одной руке они держали горящие факелы из смолистого дерева, другой — опирались на одноствольные или двухствольные охотничьи ружья. Вокруг них, преклонив колени, вперемежку стояли мужчины, женщины и дети; мужчины были вооружены пистолетами, саблями и вилами; у всех на левой стороне груди был прикреплен опознавательный знак — кусочек красной ткани. вырезанный в форме сердца; главарей среди них можно было отличить по шарфам, завязанным на рукаве и по их военной экипировке, более полной, чем у других крестьян.[33]

Священник прервал службу для проповеди, а вернее для обращения к тем, кто его окружал: темой его наставления были Божий страх, преданность Бурбонам и ненависть к республиканскому правительству. Он грозил муками ада тем, кто не возьмет в руки оружия для защиты священных идей, и сулил рай тем, кто падет жертвой своей самоотверженности; все склонились до земли. В благоговейной тишине священнослужитель простер руки над их головами и дал им свое благословение.[34]

В это мгновение верхушки деревьев начали озаряться красными отблесками, послышалось и разлилось в воздухе резкое долгое шипение — огонь охватил окрестные деревни; именно этого сигнала ждали отряды республиканцев.