Рассказы

Напрягая последние силы, он обратил вражеский отряд в бегство, но один из убегавших обернулся и выстрелил; пронзенный смертельной пулей, Эжен упал и скатился к подножию дерева в том самом месте, где Лоретта обещала его ждать и куда он клялся прийти за ней!

В нескольких шагах от него недавно вскопанная земля покрывала свежую могилу; он попытался доползти туда, чтобы там, на более мягком ложе, испустить последний вздох. Секунду Эжен еще пытался привстать; взглядом он искал опору для своей слабеющей руки и увидел скромный камень в изголовье могилы; хотя глаза его уже были подернуты смертью, он все же смог различить дорогое имя: «Лоретта».

Несколько минут спустя он скончался с улыбкой на губах: в этом мире ему уже не на что было надеяться и не о чем было жалеть.

Влюбленные остались верны назначенному ими на земле свиданию, но встретиться снова им пришлось только на Небесах.

Бланш де Больё, или Вандейка

Вандейцам не нужны были больше такие предлоги для борьбы, как религия или монархия: они вынуждены были защищать свои дома, которые поджигали каратели; спасать своих жен, которых волокли на эшафот; оберегать своих детей, которых предавали мечу. Я хотел поставить на повестку дня понятия правосудия и человечности; злодеи, чья власть кончилась вместе с анархией, донесли на меня. Оклеветав мое намерение остановить потоки крови, меня обвинили в отсутствии решимости и вынудили вернуться к домашнему очагу.

«Записки республиканского генерала Алекс. Дюма»

Во Франции есть край, так отличающийся от всех остальных нравами его жителей и их языком, что он кажется чуждым всем местностям, прилегающим к нему. Даже земля там совсем своеобразная: вы не найдете в этих местах ни огромных плодородных долин, встречающихся в Босе и Бри, ни живописного горного ландшафта Оверни, ни радующих взор роскошных склонов Шампани и Дофине; тщетно ваши глаза в поисках места, где взгляд мог бы отдохнуть, будут отыскивать рощи диких лимонов и цветущих апельсинов, нежный запах которых насыщает воздух на юге Прованса.

Лесистый край Бокаж, более известный под названием Вандея, до тех пор пока он не стал ареной революционных войн, был изрезан множеством небольших полей, огороженных живыми изгородями; почва Вандеи недостаточно плодородна для хлебов, и целые арпаны земли покрыты там колючим утесником и гигантским дроком. С вершины одного из маленьких холмов — а их очень много на земле этого края — видно, как расстилается зеленеющая скатерть с разбросанными то тут, то там квадратами пшеницы и ржи, и их золотые колосья колышутся по воле ветра, то наклоняясь, то выпрямляясь; кое-где сквозь деревья виднеется красноватая крыша фермы или над их колеблющимися верхушками возвышается острая стрела колокольни.

Лишь одна большая дорога пересекает этот край. Все остальные пути — это либо проходы, пробитые в скалах, либо тропы, обсаженные с обеих сторон живой изгородью, листва которой нередко смыкается над головою путника, образуя зеленый свод, хорошо защищающий летом от палящих солнечных лучей. Зимой эти дороги превращаются в сплошное грязное месиво и делаются почти непроходимыми, особенно у подножия холмов, где они становятся руслами бурно текущих дождевых ручьев.

По одной из таких троп, ведущих от Сен-Лоран-дез-Отеля в Ла-Ремодьер, в грозовой июньский вечер 1793 года с трудом передвигалась большая колонна пехоты, возглавлявшаяся и замыкавшаяся несколькими кавалерийскими отрядами; войска были посланы Конвентом в помощь республиканской армии, которой командовал генерал Вестерман. Солдаты шли по колено в воде в совершенно незнакомом краю, где их ждало новое сражение и где за каждым деревом скрывался неприятель. Патриотические песни время от времени прерывались бранью и взрывами хохота, когда кто-нибудь падал, споткнувшись о камень или поскользнувшись на жирной земле дороги. Через секунду строй восстанавливался: упавший, сопроводив свое падение парочкой крепких выражений, поднимался с помощью товарищей, и колонна шла дальше, пока новое подобное происшествие не вызывало повторения такой же сцены. В конце концов падения стали такими частыми, что пение смолкло вовсе, уступив место отчаянной брани. Генерал Шерен, скакавший впереди колонны на прекрасном сильном жеребце, остановился и попытался приободрить солдат, которые начали падать духом.