Рассказы

— Прощай, моя Лоретта! — повторял молодой офицер, прижимаясь своими губами с темнеющей над ними тонкой нитью черных усиков к бескровным губам молодой девушки лет шестнадцати-семнадцати, рыдающей в его объятиях; в то же время стоявший поблизости от него гусар выказывал признаки нетерпения, сдерживая за поводья горячего коня, своим топтанием на месте, казалось, упрекавшего хозяина за бездействие, на которое тот его обрек.

— Прощай, моя Лоретта! Осуши свои слезы, я вернусь, клянусь тебе на кресте и на шпаге, что я вернусь... если только...

Он поднял глаза к Небу, и рыдания девушки усилились...

— Капитан, — заметил гусар, почтительно поднося руку к козырьку кивера, — я едва различаю полк в окружающем его облаке пыли.

— Ну и что? Галопом мы его догоним, — ответил на это обращение молодой офицер несколько резким, но вполне дружелюбным тоном.

Потом он снова повернулся к девушке:

— Я вернусь, Лоретта, и никогда больше не покину тебя. Ты ведь будешь меня сопровождать повсюду, не правда ли, Лоретта? Ты станешь моей женой и поедешь со мной в эту прекрасную Францию, которую я так расхваливал тебе, а когда ты попадешь туда и наши элегантные парижанки тебя увидят, они, досадуя, вынуждены будут признать, что на берегах Рейна можно найти столь же совершенную красоту, как и у них.

— О, как мне нужно верить твоим словам, — прервала его девушка, — ибо неужели ты думаешь, что если бы я не надеялась на твое скорое возвращение, то могла бы расстаться с тобой, не испустив дух в твоих объятиях! Тебе же известно, мой милый Эжен, что ты первый, кто заставил биться мое сердце, первый, кто внушил мне чувство, неведомое твоей неискушенной Лоретте до встречи с тобой; тебе и не надо требовать от меня признаний, я счастлива повторять, что люблю тебя. Я во всем согласна с тобой!.. В чем я могу тебе отказать, если живу только тобой, только для тебя... О да! Ты вернешься, мой возлюбленный, и найдешь свою Лоретту на том же месте, где каждый день она обещала ждать тебя.

Ее слезы текли все обильнее, и белоснежные руки сомкнулись на шее Эжена, как цепь, а у него не хватало мужества разорвать ее.

— Капитан, — снова стал торопить его гусар, — наш полк уже скрылся из виду, и уже еле слышны пронзительные звуки труб, которые его опережают. Вы же знаете, как опасно оставаться в арьергарде, а партизаны майора Шлютца...

— Ну и что же, Фредерик, — нахмурил брови молодой офицер, — разве на боку у нас не висят наши охранные свидетельства? Или ты боишься?.. Тогда поезжай, я и без тебя догоню полк.

— Боюсь? Я? — отвечал старый гусар, и на его лице появилась пренебрежительная усмешка. — Это не я, а ваш скакун в нетерпении; я здесь, как и на поле боя, в вашем распоряжении. Спокойно, шалун, спокойно! — добавил он, обращаясь к лошади своего хозяина. — Отдохни пока, тебе предстоит отсюда дорога до Москвы, у тебя еще с избытком будет время устать!

Однако слова гусара, которые оставляли ощущение опасности, грозящей Эжену, подействовали на молодую девушку намного сильнее всех ее доводов разума, и она сама стала умолять юношу уехать, а он никак не мог оторваться от ее губ. Наконец оба прошептали слова прощания, молодой капитан легко вскочил на своего коня, и тот понесся с быстротой молнии. Лоретта долго провожала его глазами — возлюбленный увез с собой не только ее душу, но и все ее силы: едва только он со своим спутником скрылся из виду, ей показалось, что сердце ее разбито и она вот-вот умрет.

Лоретта была дочь пастора небольшого городка на берегу Рейна. Рождение ребенка, появившегося на свет раньше положенного срока, стоило жизни его матери. Лоретту вырастил отец, человек ученый и набожный, и ее образование было, возможно, менее блестящим, чем у других девушек городка, но более основательным. Кроме того, в ней было то, что порой напрасно искали в ее сверстницах: чистосердечие и простодушие; никогда ни малейшая ложь не оскверняла ее уст: да и что ей было скрывать? Все помыслы Лоретты были чисты, как и ее душа, а во всех поступках, совершаемых ею, признались бы и ангелы.

Ей было пятнадцать лет, когда город, где она жила, стал театром военных действий. Французы расположились в окрестности лагерем, и дня не проходило без перестрелки. В одну из ночей она несколько раз просыпалась от выстрелов, казалось раздававшихся в саду, который был отделен от равнины только низкой и не очень густой живой изгородью. В какое-то мгновение послышался сигнал общей тревоги; французы, уступив пятикратно превосходящей силе противника, отвели свои войска и, преследуемые австрийцами, покинули город.

Лоретта поднялась и начала молиться. За кого? Она сама не знала: и французы, и австрийцы в ее глазах были просто люди, и за всех она равным образом молила Небо. Вскоре суматоха улеглась, и девушка быстро погрузилась в сон, столь же безмятежный, как и прежде.