Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Возмущенный разум Хвостова заработал еще более бешено. Возник план убийства Распутина есаулом Каменевым в автомобиле. Затем решено было привлечь к организации покушения журналиста Б. М. Ржевского, который должен был связаться с находившимся за границей Илиодором. Предполагалось, что тот должен будет помочь организовать убийство Распутина силами своих старых знакомых — царицынских «молодцов», коим было назначено вознаграждение в размере одной тысячи рублей на каждого.

Однако директор Департамента полиции С. П. Белецкий, решивший к этому времени начать интригу против своего шефа, то есть А. Н. Хвостова (которого он с самого начала планировал подсидеть), собрал на Б. М. Ржевского исчерпывающий компромат, после чего, с документами в руках, «загнал Ржевского в угол» и заставил во всем признаться.

Одновременно слухи о готовящемся на него покушении дошли и до самого «старца». Скорее всего, утечку информации (сознательно или по глупости) допустил сам Б. М. Ржевский.

«Вот видишь? — моя рука. Вот эту руку поцеловал министр, и он хочет меня убить», — сокрушался Распутин, обращаясь к Манасевичу-Мануйлову232. «И кто убить-то хочет… Толстопузый… Алешка Хвостов» (Алексей Хвостов действительно был одним из самых крупных — по части объема талии — государственных мужей в империи. — А. К., Д. К.). «Понимаешь… — говорил раздираемый обидой и жалостью к себе „старец“, — смерть возле меня. Она ко мне лезет, как потаскуха… Уже много раз я ее гнал… Потому у меня своя звезда»233.

Через Распутина о готовящемся убийстве узнали Александра Федоровна и Вырубова, организовавшие срочное расследование по линии военной контрразведки. Белецкий, решивший попридержать компромат на Ржевского до лучших времен, в данном случае просчитался и не попал в число лиц, своевременно угодивших императрице.

Догоняя «ушедший поезд», Белецкий учинил обыск на квартире у Ржевского и обнаружил там письмо Ржевского к Хвостову, прямо компрометирующее последнего. Ни словом не обмолвясь о находке Хвостову, Белецкий одновременно вынудил его выслать Ржевского в Сибирь за обнаруженную незаконную торговлю железнодорожными билетами Красного Креста. Хвостов рвал и метал, но вынужден был сплясать под дудку своего заместителя.

8 февраля 1916 года вернувшийся из Ставки Николай отдал премьер-министру Штюрмеру распоряжение начать расследование по делу о заговоре против Распутина. Расследование, правда, вскоре зашло в тупик: Ржевский отказался от всех антихвостовских заявлений, а Хвостов, в свою очередь, смог убедить Николая в служебной нечистоплотности Белецкого, в результате чего последний был снят с должности директора Департамента полиции.

Понимая, что «распутинская партия» все равно продолжит развивать атаку, Хвостов решил активизировать натиск на «старца», рассчитывая, вероятно, что в какой-то момент император испугается гнева общественности и сдастся, то есть перестанет защищать Распутина. Активно распуская слухи о том, что Распутин шпион, А. Н. Хвостов приказал провести обыск у нескольких его друзей и выслал из столицы распутинского секретаря Арона Симановича.

Тем временем расследование, инициированное Александрой Федоровной, раздобыло необходимые улики против А. Н. Хвостова, и его контратака была с трудом отбита. Кроме того, «Алешку» выдал Илиодор. Так и не дождавшись от министра-сообщника обещанных денег, Илиодор прислал Распутину подробный план готовившегося на него покушения, прося Григория «возбудить вопрос о разрешении Илиодору прибыть в столицу»234.

В разгар организованной против него Хвостовым интриги Распутин предпринял ловкий политический ход: уговорил царя лично явиться в Думу и примириться таким образом с либеральными оппозиционерами, сказав им: «Я ваш, и вы мои, из-за чего нам ссориться, будем жить в ладу»235. Эта идея созрела у Распутина еще раньше, однако воплотить ее в жизнь он решил именно теперь. «А знаешь что? — говорил он еще до размолвки Хвостову. — Я его пошлю самого в Думу: пускай поедет, откроет, и никто ничего не посмеет сделать»236.

9 февраля 1916 года Николай в первый и последний раз в жизни переступил порог Государственной думы. Депутаты были до такой степени тронуты высочайшим вниманием, что вплоть до осени 1916 года вели себя относительно спокойно. Хвостов в итоге остался без потенциальной поддержки со стороны думцев, и его смещение не вызвало того шквала возмущения, который в противном случае был бы неизбежен.

В начале 1916 года обер-прокурором Синода вместо близкого к Хвостову А. Волжина, оказавшегося к тому же излишне строптивым, был назначен Николай Раев — экс-директор Высших женских курсов.