Андрей перебежал пути, вскарабкался на взгорок, опять пошел под уклон, совсем рядом заблестела река. Солдат обронил по дороге пилотку, сбитую низкой веткой, махнул рукой – потом подберу. Десяти шагов не донес до воды ремень с фляжками, выронил от внезапной слабости и жажды. Упал на живот, опустил лицо в воду, оторвался, фыркнул, снова приник. Пил огромными глотками. Он утер рукавом мокрое лицо, уселся на бережке и только теперь услышал близкие всплески и девичьи голоса.
Над верхушками камышовых зарослей маячили длинноволосые головы и блестевшие от воды плечи. Женщины за неделю боев и неустроенности истосковались по воде, им хлеба не надо – дай постираться и процедуры по женской гигиене исполнить. Плевать, что бой еще не затих, что могут появиться с неба незваные гости. Пока тихо и начальства рядом нет, можно устроить вахтенное купание. Половина расчета у зенитки, половина – в реке.
От их визгливых голосов, брызг и закатных лучей на воде, от утоленной жажды и короткой передышки после боя Андрей преобразился. Подхватив ремень с фляжками, он вышел из-за кустов, буднично заговорил:
– Зря, девоньки, белье по кустам развесили – демаскирует.
Купальщицы зашли по шею в воду, разом загомонили:
– А ну, брысь! Проваливай, сказано ведь. Бесстыжий!
– Да ладно вам, девчат, воды только наберу. Я оттуда, – он кивнул на гору, – из боя.
Девушки стихли, крикнула одна – та, что дежурила у зенитки:
– В другом месте набрать не мог? Сюда тебя вынесло.
– Берег везде в камыше, только тут подход к воде есть, – отшучивался Андрей.
Глаз на торчавшие из воды головы он не поднимал, торопливо раскручивал фляжки и наполнял их, но дело двигалось медленно. К берегу стала выходить одна из зенитчиц, Андрей мельком взглянул на нее. Не успев ничего увидеть, снова уставился на пузырьки воздуха из пары полупустых фляжек. Смелая зенитчица опустилась рядом, сняла с ремня посудину, отвернула крышку, стала помогать.
Теперь Андрей проклинал себя за дерзость, согнул шею, подбородком коснувшись груди. Из воды донесся голос:
– Гляди, гляди, че творит.
– Может, он знакомец ее?
Андрей невольно скосил взгляд: меж увесистых грудей девушки колыхнулись на цепочке крест и железная иконка, они с металлическим звоном поцеловались.
– Опять не узнаешь, тезка? – по буквам произнесла она последнее слово.
Андрей включил все свое самообладание, натянул на лицо беззаботную ухмылку, поднял на девушку взгляд. Она перекинула поток мокрых волос себе за спину, иконка с крестом прилипли к ее левой груди.
– Обещала не отпустить в этот раз, – собрав все свое нахальство, с наигранной веселостью бросил ей Андрей, а у самого сердце опустилось до пяток.
Она молчала, ждала от него слова.
– Вы надолго тут стали? – спросил он.
– Кто ж знает? Пока, сказали, будем мост сторожить.
– Сегодня ночью… как стемнеет… если не убьют меня только… или не перекинут куда – приду на это место, – совсем тихо, будто таясь, а на самом деле оттого, что пропал голос, признался он и протянул ей руку.
Она, глядя на него, поймала руку, тряхнула в ответ. Парень в форме и голая девушка, стоя на коленях, смотрели друг другу в глаза, по-товарищески жали руки, держась на пионерском расстоянии. Сидевшие в воде девчонки и дежурившие у зенитки тихонько прыснули.
Андрей вскочил, стал нанизывать фляжки на ремень. Руки его дрожали, он торопился, вполголоса чертыхался, ни разу не обернулся на сидевшую у берега Аду и через полминуты стал взбираться по склону, треща кустами.
21
В этот день бой гремел не только у студгородка. Был отдельный рывок с севера – в который раз отбили Подгорное. Третий удар пришелся по южной окраине: бросили десант через реку, заняли пятачок у подошвы Шиловского холма. Немец в этом месте шевелился с подозрительной активностью: подтянул танки и артиллерию, саперы стали промерять реку. С Шиловской колокольни левый берег как на ладони. Нельзя показать врагу, что ты сложил лапки, смирился с потерей Города, нельзя было уходить в глухую оборону.
Однако и про нее никто не забывал: левый берег зарывался в землю. Район ВОГРЭС не был исключением. Хоть и понимали, что немцы тут вряд ли полезут, – не для того они ушли отсюда и подорвали за собой мост, – но соблюдать единство рубежей было необходимо. Тянулись меж домами и заводскими постройками ходы сообщений, вырубались рощи, и жиденькая зелень детских парков шла на маскировку орудийных гнезд.
Пятачок земли на правом берегу у подножия Чижовки заняли в тот же июльский вечер, когда последний немец ушел с левого берега и подорвал за собою мост. Скрываясь под обрушенными арками, группа бойцов пересекла реку, продвинулась до середины дамбы, где и окопалась. Саперы перекинули канат с берега на берег, устроили узкий пешеходный мосток, скрытый развалинами моста.
Роман разогнул спину, утер рукавом нижней рубахи пот. Рядом сидел Лямзин, сплевывал шелуху от семечек. Он частенько «обследовал» окрестные брошенные дома, возвращаясь, что-то пережевывал, приносил оттуда мелочи, прятал в свой походный сидор. Роман долго пил из фляжки, а когда оторвал горлышко от губ, Лямзин протянул ему руку:
– Закуси.