Расплавленный рубеж

Самолеты, предвестники скорой атаки, заюлили в небе. Наученные опытом сегодняшнего утра, они не спускались низко, кружили на больших высотах. Покидая атриум, Андрей видел, как проплыл над выбитым куполом штурмовик в обрамлении стеклянных «акульих зубов».

Бомбы посыпались из самолетного подбрюшья, перепахивая двор и аллею. В воздух взлетели разодранные трупы. Мертвый немец крутанул сальто-мортале и тряпичной куклой повис в ветвях покореженной липы. Андрей услышал нараставший гул, заметил, как самолет уже выходит из пике. Все, кто был в коридоре, повалились на пол. Просвистела бомба, угодив под стену корпуса, но взрыва не последовало. Во дворе все рвалось и метало кучи осколков, но Андрей выглянул из окна. Под фундаментом торчало оперение гигантской стрелы – железный стабилизатор бракованной бомбы, которая не взорвалась.

Из лощины и рощицы выскользнули танки. У входной группы лежал бронебойщик, с ним рядом свалился Виталя. Бронебойщик стянул лямки вещевого мешка, рассупонил узел, бросил Витале пустой магазин и сказал:

– У меня второго номера ранило, будешь помогать.

– Танк из такой дудки не проймешь! – махнул рукой Виталя.

– Херня! Ты не знаешь, что это за штука! – не согласился бронебойщик.

– Только если гусенку ему перебить или по щелям…

– Не гуди, парень. С твоим ростом не пристало, – перебил Виталю человек с бронебойным ружьем.

Он некоторое время выжидал, не отрываясь от прицельной рамки, сплюнул на сторону, затем всадил переднему танку в лоб всю обойму. Пять бронебойных патронов вошли кучно в одно место, прожгли броню. Танк задымил.

– Вишь, проняло его! Аж до руды! А ты говоришь…

Виталя радостно сорвал с головы пилотку, впечатал ее в землю. Рядом с первым танком от огня сорокапяток задымил еще один. Потом ответили танки. Выгрызло участок кустарника со стрелковыми ячейками, перевернуло взрывом одну из пушек. Со стадионных окраин врезали из орудийных стволов. Корпус института заволокло дымом.

– Отходим, мужики! В лес… обратно!..

Сложили станины и быстро укатили уцелевшую сорокапятку. Новый напарник Витали взвалил на плечо свою бронебойку. Посыпались с этажей по лестницам пехотинцы и чекисты, полезли через проломы на улицу. Бывшие студенты выбежали из подвала, напоследок крикнули:

– Мы скоро! Мы вас не бросим! Отобьем!

Бабы в подвале заголосили:

– Да когда ж кончится, Господи?! Чья б ни взяла… Лишь бы кончилось…

Вслед за студентами выскочила девушка лет восемнадцати:

– Я с вами!.. Убьют так убьют.

Черный танк опрокинул угловатым корпусом пролет входной группы, гипсовый вазон разлетелся, ударившись об его башню. Меж линиями декоративного кустарника рассыпалась немецкая пехота. Стреляя по стенам и по пустым оконным проемам, немцы подбирались к опустевшим корпусам.

Чекисты с солдатами остановились на исковерканной воронками опушке, залегли; под речной уклон скатываться не спешили. В руках у пожилого ополченца все та же винтовка с грязно-синим платком на штыке. Чистая синь его покрылась копотью.

– Попить бы, – хрипло произнес солдат. – Может, есть у кого?

– Весь резерв наш в углу остался, ведь собрали ж лишку.

– Кончай про воду! Скоро немец в реку спихнет, там и напьетесь.

– Вода – дело поправимое, – сдержанно произнес сержант Ковалев. – Рожок, собери фляжки.

– Только Рожка не посылай, сержант! Мы знаем, какие он подарки в чужие фляжки кидает, – раздались сразу несколько голосов.

Запыхавшийся, осоловелый Виталя значения словам не придал. Сержант обвел глазами подчиненных, задержал на секунду взгляд на Андрее, стал скользить им по лицам дальше, думая, кого бы отправить. Андрей почувствовал на себе этот взгляд и прочитал в нем: ты чекист – элита, тебя посылать не буду, да и прав на то не имею.

– Разрешите мне, товарищ сержант? – поднял руку Андрей.

Ковалев снова взглянул на него, бросил:

– Отдайте ему посуду.

Андрею протянули немецкий ремень с бляхой из белого металла, на нем висели разнокалиберные фляжки: стеклянные, затянутые в брезентовые чехлы, – старого образца, новые алюминиевые, чужие трофейные, была даже одна царская, орленая, с клеймом наружу сквозь продранное зеленое сукно.

День клонился к вечеру, солнце поравнялось с одиноким куполом главного институтского корпуса. Андрей спускался по склону, видел, что, отступая, они ушли от железнодорожного моста. Теперь полуостров и мосты были не напротив них, а значительно выше по течению, севернее. Лес уже поостыл, не дымились воронки. Отчетливо тянуло смрадным запахом: много ль надо трупам на жаре?

Андрей спустился в ложбину, по дну ее бежали железнодорожные пути – от моста к центру Города. Его окликнула постовая из зенитчиц:

– Ну как там, браток?

– Пока держимся.