Расплата

— Здесь, вот видишь, — ткнула пальцем в нижнюю строчку объявления, — здесь указан номер телефона, и там, в газете его должно было быть хорошо видно. Ты звонил по нему? Ты узнал, кто меня искал?!

Выдержка Ника бесила. Неужели он не понимает, ЧТО это для меня значит? Как он может, смотреть на меня вот так – спокойно, с привычной, чуть ироничной полуусмешкой? Робот он, или человек? Прагматичный немецкий сухарь!

— Конечно, я позвонил. – Он слегка развёл руками: — Ничего. Просто жилая квартира. В девяносто пятом году никаких объявлений ни в какие газеты не давали, а о том, объявляли ли они розыск, я естественно не спрашивал. Надеюсь, ты понимаешь, почему.

— Адрес?!

Ник слегка нахмурился. Ему явно не нравился мой тон, но меня несло.

— Адрес, Ник? По номеру телефона можно узнать адрес!

— Неужели ты думаешь, что я не знаю об этом? – раздражённо поджал он губы. — Но я не уточнял его, Маша. Потому что это уже начинает походить на расследование, а у меня нет таких полномочий! И больше того — это ставит под удар и тебя, и меня, и тех людей!

Алёшка, видимо почувствовав напряжённый тон нашего разговора, оставил железную дорогу и, подбежав, уткнулся лицом мне в колени. Захныкал. Я подхватила его на руки, усадила верхом на себя, обняла, прижала к груди. Мой малыш. Прости мамочку... Помолчала, успокаиваясь.

— Ну а номер, Николос? Номер ты сохранил?

— Зачем он тебе, Маша?

— Я не знаю. Господи, Ник, ну откуда я знаю? Просто... Просто мне надо знать, кто не поверил в мою смерть,  и всё.

— И что это изменит?

— Ничего. Просто я буду знать.

Ник покачал головой, вздохнул.

— Не будешь, Маша. Потому что по этому номеру и по этому адресу живут люди, которые не давали объявлений в газету в девяносто пятом году. Ты как будто не слышишь меня.

Но встал и, достав из своего портфеля записную книжку, открыл и заложил пальцем нужную страницу. А потом неожиданно подсел к нам с Алёшкой и просто обнял. Сразу обоих. И, Господи, как это было приятно! Я ткнулась лбом в его плечо и замерла, впитывая происходящее.

— Вот номер. Будешь учить его наизусть? Потому что записывать нельзя – могут найти. Мы же не знаем, почему ты здесь и, скорее всего, никогда не узнаем. А люди, которые проживают по этому адресу, могут пострадать, если кому-то покажется что началась ненужная возня. Я не знаю, как ещё объяснить тебе это. Так что, будешь учить?

Я качнула головой:

— Нет, ты прав. Расскажешь, что ещё узнал от библиотекарши?

— О, — рассмеялся Ник, — как я люблю любопытных бабушек! Таких, знаешь, которые целыми днями сидят у окна и за всеми наблюдают. У них всегда можно узнать что-нибудь полезное. Но оказалось, что бабушка, которая работает в библиотеке, и читает всю эту прессу, прежде чем подшить, — это в сотни раз лучше! Она вспомнила столько подробностей, что мне захотелось начать новый проект — что-то о войнах русской мафии, знаешь. Но в целом — ничего конкретного, увы. Она рассказывала, что в июне и июле девяносто пятого года ваш город трясло от бандитских разборок. Один за другим горели рынки, взрывались машины и квартиры. По улицам разгуливали вооружённые люди, средь бела дня возникали перестрелки. Как гангстерский боевик, не находишь? И мне кажется, та бабушка сильно преувеличила. Ну, знаешь, говорят — у страха большие глаза. А у бабушек длинные языки, — улыбнулся.

— А что было в той статье про Машкова? Они уверены, в том, что это был он? Мне трудно представить, чтобы Денис так глупо подставился.

— Были свидетели того, как он в этот лифт вошёл.

— Кто? Кто эти свидетели?

— Маша. Перестань.

Я вздохнула.

— Ещё в той статье говорилось о том, что Машков герой Афганской войны, который запятнал честь мундира связями с криминалом. Рассказывалось о том, какими кровавыми методами он строил свой большой бизнес. И задавался вопрос — а имеет ли он вообще право быть похороненным на центральной алле кладбища, рядом с настоящими героями.

— Сволочи... — выдохнула я, ещё сильнее прижимая к себе Алёшку. — Господи, какие сволочи. Николос не верь! Он действительно был героем! И он был очень честным и справедливым человеком.

— Да, я узнал потом чуть больше о его военной карьере, благо это не секретная информация – достаточно было прийти в центральный военкомат и представиться журналистом международной патриотической миссии, как мне выложили всё, что только можно, включая фотографии с доски почёта и из армейских архивов. И мне тоже показалось странным, что человек, неоднократно рисковавший жизнью ради спасения своих бойцов, стал вдруг бандитом. Но я не возьмусь судить. В жизни бывает всякое, а где дым — там и огонь. Тем более у вас в России, где законы существуют только на бумаге.

— А что с Паниным? Что значит «Зверское убийство»?