— Ну, в газете не рассказывались подробности, но в целом понятно, что его пытали. Избивали, душили и насиловали. А умер он от кровопотери, после того, как ему отрезали гениталии. При этом в момент смерти он, предположительно, находился в сознании и под воздействием обезболивающих препаратов... Маша? Ты ведь мне не всё рассказала об этой истории, да? Ты говорила, что была впутана в неё случайно, а потом оказалось, что Алекс — сын Машкова. А сейчас, когда слушала о смерти этого судьи, ты улыбалась так, словно я рассказывал сказку со счастливым концом...
И я очнулась. Действительно — сижу, скалюсь.
— Ник, это уже не важно, ведь правда? Ты сам говорил.
— Маша, я шокирован масштабом этой истории. А ещё больше тем, что, несмотря на масштаб, её просто... как это говорится... Замяли. А это явный признак того, что лучше не ворошить. Во всяком случае, не сейчас и не нам с тобой. И копии, которые я тебе привёз, надо обязательно уничтожить. Хорошо?
В груди гудел пожар праведного гнева, но я всё понимала. Да, сейчас мне лучше быть хорошей девочкой и настроиться на зарабатывание баллов для УДО.
— Маша... — едва слышно позвал Николос, я глянула на него и тут же испуганно отвела взгляд. Он смотрел близко, пристально. Глубоко. — Это удивительно, но твоё дело как-то вдруг стало и моим, и причина не только в Алексе...
Я вспыхнула и, спасаясь от неловкости, склонила голову к притихшему Алёшке.
— Ник, он заснул! Представляешь? Спит!
А Ник взял меня за подбородок и мягко потянул, заставляя снова посмотреть на него. Его глаза цвета хаки плавили.
— Это очень хорошо. Я этого ждал. А ты?
Глава 26
Март девяносто девятого года грянул внезапно — солнцем, тёплым ветром и потоками талой воды. Теперь вдобавок к ПТУ, где я завершала курс обучения и уже к лету должна была стать швеёй-мотористкой четвёртого разряда, и работе на производстве, я, согласно графику дежурств, по вечерам вычерпывала из луж воду, гребла и вывозила с территории Колонии талый слежавшийся за зиму снег. Все этим занимались. И все недовольно бурчали, что короткие два часа личного времени приходится убивать «на хозяйство» А мне было всё равно. Какой толк в этом свободном времени, если оно вдруг остановилось?
Все мысли об Алёшке. Как он там, каково ему там? Приняла ли его семья Ника, выправилось ли его здоровье, получается ли у него общаться с немцами? Уезжая, Николос пообещал, что не даст Алёшке забыть русский, но теперь мне казалось, что он сказал так лишь для того, чтобы я успокоилась и отстала. Всё-таки Ник упрямый и последовательный. Если не сказать упёртый и прагматичный. Да, в его рассуждениях была логика и здравый смысл... Но материнское сердце болело вопреки им.
Кто скажет теперь Алёшке, зажав румяные щёчки в своих ладонях: «Мой сынуля лучше всех!» Кому он шепнёт, обняв тёплыми ручками: «Мамику любу...»? Кто пощекочет ему пальчики, рассказывая про сороку-белобоку? Кто напоёт потихонечку «Ай, люлюшки-люлюшки»? Это ведь не просто глупые русские стишочки для маленьких — это моё наследство от бабушки. Заговор на счастье, молитва на любовь...
Марго была такая же отстранённая и философски-задумчивая, как и всегда. С виду. А на самом деле она страдала вместе со мной, я это знала, чувствовала. Нет-нет, да и прорывало разговорами по душам — то её, то меня. Тогда мы закапывались друг в друге и хоть ненадолго забывали самих себя. Убивали время как могли.
А оно всё равно тянулось — нескончаемо, мучительно долго. От письма до письма, которые всё чаще запаздывали — то на неделю, то на две. От слёзки к слёзке.
В конвертике под подушкой — младенческий локон. В словаре закладка — цветная фотография Алёшки, которую Ник прислал в следующем же после отъезда письме. В мастерской у Марго – портрет, написанный с этого фото. В каждом моём письме: «Nicholоs, wie geht es Alyoshka?»* И традиционный ответ: «Alex will Sie grüßen und sagen, dass es ihm gut geht»* Да, Ник упрямо игнорировал эти мои «Алёшка» и «Лёшенька», называя его исключительно Алексом. Думаю, что и все в его окружении тоже.
*********
*Nicholos, wie geht es Alyoshka? — Николос, как там Алёшка? (нем.)
*Alex will Sie grüßen und sagen, dass es ihm gut geht. — Алекс передаёт привет и говорит, что у него всё хорошо. (нем)
*********
Я ждала их на свидание в апреле, но у Николоса не получилось по работе. В мае тоже. В июне он вообще не прислал ни одного письма, а в июле извинился за это, сказав, что сейчас у него очень много дел и выездов. Прислал мне новую фотографию Алёшки. Вернее, Алекса. И в постскриптуме зачем-то добавил: «Мы хотели бы сейчас оказаться рядом с тобой, но жизнь диктует другие правила. А правила созданы для нашей безопасности, надеюсь, ты это поймёшь. Алекс передаёт тебе привет и говорит, что у него всё хорошо»