Расплата

Я до сих пор помнила, как красиво думал Денис – до клокочущего в моём солнечном сплетении обожания. Чаще всего он яростно матерился при этом и крушил всё вокруг, словно перемалывая и подчиняя проблему физической силой, а даже если и впадал в ступор – от его энергетики выгорал кислород в радиусе ста метров, и страшно было попасть под руку... Николос же только легонько поглаживал пальцами край стола – словно ощупывал фортепианные клавиши.  Он тоже думал - то глядя в точку перед собой, то бегая невидящим взглядом по стенам. Думал очень сосредоточенно, отключившись от окружающего мира, но оставаясь внешне невозмутимым. И это тоже было красиво! В этом  тоже была и сила, и мужественность. И когда, наблюдая за ним, я почувствовала знакомое тепло в солнечном сплетении – я только отвернулась к окну и закрыла глаза. Нет, я не предавала Дениса. Просто крайне нуждалась в том, чтобы рядом был мужчина, на которого можно положиться и, кажется, была готова платить за это... Нет, не любовью. Но восхищением – точно.

- Да уж. Это похоже на пересказ фильма про итальянскую мафию, - наконец хмыкнул Ник. - Хотя, думаю, что русская переплюнет всех кого только можно... – Заглянул мне в глаза. - Я посмотрю, что можно сделать. Но ты должна понимать, что если ты рассчитываешь на то, чтобы дать родителям знать о себе, или передать им на воспитание сына – ты рискуешь снова угодить в осиное гнездо. Это очевидно. Твоё появление может вызвать новую волну преступлений, которая на этот раз будет скрывать преступления старые, а поэтому накроет всех, кто будет хоть как-то причастен к твоему... Воскрешению. – Помолчал, по-прежнему не отводя от меня глаз. – Я понимаю, что это тяжело принять, но... Иногда лучше окончательно умереть для прошлой жизни – тогда, как это ни парадоксально, у тебя будет гораздо больше возможности быть с дорогими тебе людьми рядом. Просто потому, что они останутся живы. Понимаешь?

Я закусила губу и кивнула. Это действительно было сложно принять. Практически невозможно. Во всяком случае – не сразу.

- Поэтому, я не буду ничего тебе обещать, Маша. Я слишком маленький человек для такого криминала, к тому же – гражданин иностранного государства, журналист, аккредитованный для строго определённой работы.

-  Николос... мне кажется, тебя послал ко мне сам Господь.

Он рассмеялся:

- Международная общественная организация «Вместе» меня послала. Они там, конечно, ребята серьёзные, но до Господа им всё равно далеко.  – И, подавшись вперёд, накрыл мою руку своей. А вот кто тебя послал мне, Маша?

Глава 25

По-хорошему – мне бы должно было стать легче, и оно конечно стало... Но  оказалось, что разлука она и есть разлука. И я всё равно отдавала Алёшку в чужие руки, и всё равно оставалась одна – в вечной тревоге за него. И по факту - всё равно была слегка недовольна.

Конечно, я понимала, что это эгоизм. Усмиряла его, душила эту жалость к самой себе, чувствуя - она лишает меня здравого смысла. Я словно стала бабкой из «Золотой рыбки» - вот только что пределом мечтаний было новое корыто, а уже погляди-ка – хочу, быть... Нет, ну не Царицею морскою, конечно, но Людкой Кобырковой – точно. Казалось, это моё очевидное неотъемлемое право, а Трайбер просто отмахивается от меня, просто не хочет ввязываться в дополнительные проблемы.

Вспоминая потом наш последний разговор, я сотни раз опровергала его доводы не ворошить прошлое, потому что, мол, не время сейчас для этого. Да ладно? А когда время? Через двадцать лет?!

Придумывала схемы, по которым могла бы общаться с Волей без палева перед Администрацией колонии. И эти схемы лежали на виду! Стоило только Нику объяснить ситуацию маме – она не дура, она бы поняла. И писала бы мне как Машке Бобровой – и всего-то делов! Писал же сам Трайбер? Возможно, дело как раз-таки и было в том, что это мои письма, не веря в мою благонадёжность, не выпускали на Волю, но если бы наоборот – с Воли на Зону, да на Боброву? Почему нет-то?!

И, пожалуй, даже хорошо, что я робела в присутствии Николоса. Это сдерживало мою наглость. Да, речь шла о моей жизни, о моём прошлом, и как я уцепилась за немца шальной идеей предложить ему усыновить Лёшку, так же теперь невыносимо хотелось выцыганить из него хотя бы письмо от мамы. Но я молчала. На первом месте всё равно был Алёшка, и нельзя было борзеть, как та бабка, чтобы снова не оказаться у разбитого корыта.

Не знаю точно, как Николос проворачивал дело с признанием отцовства, я только единожды написала заявление установленной формы с просьбой считать отцом ребёнка такого-то и такого-то товарища, и всё. Причём, даже не Николос приходил за заявлением, а незнакомый мужик, я толком и не поняла - адвокат или нотариус. Самого же Ника я не видела, и не получала от него писем с момента того последнего свидания. И всё же, несмотря на затишье, я чувствовала, что что-то происходит.