Раскрась сам (ЛП)

Проснувшись, он не смог открыть глаза: они были слишком чувствительны. Начался жар. Солдат понимал, что через два часа температура достигнет опасного уровня, но нельзя было рисковать тем, чтобы идти к воде. Он мог поскользнуться и, будучи не в силах выбраться, утонуть на глубине менее двух футов.

Пальцы сомкнулись от призрачного ощущения тонких волос под ладонью, хрупких костей и хлопковой рубашки.

- Что ты делаешь, Солдат?

Солдат вздрогнул, но не обернулся. Третья стадия: вызванные жаром галлюцинации.

- Встань и доложи!

Голос изменился, доносясь словно бы издали.

- Роторы в ключице и лопатке установлены благополучно. Необходимо вживить скобу в торакс и заменить ложные ребра.

Голос был сухой, несколько отстраненный. Солдат дернулся прочь от пальцев на своем плече и вдруг смог видеть.

Стены пещеры превратились в залитую светом лабораторию. На стерильных столах были десятки подносов со скальпелями, сверлами различных размеров и зажимами. Доктор взглянул на него поверх белой маски.

- Объект в сознании, реагирует на раздражители, но работе это не помешает. Организм принял новый реплантант лучше, чем алюминиевую сталь. Рекомендуется покрыть кости и…

- Солдат! Смотри на меня! – генерал Лукин схватил его за подбородок. Солдат дернулся. – Почему ты не выполнил миссию? Отвечай!

Солдат бил сквозь него, пока снова не оказался в темноте пещеры.

- Не по-настоящему, – пробормотал он, все еще слабо колотя воздух. – Не по-настоящему, нет, нет.

Он сделал глубокий вдох и сплюнул кровь. Рука потянулась к волосам, дернула пряди.

- Не по-настоящему.

- Баки, – прошептал ему на ухо тихий тенор. – Сколько я спал? Как мама?

Солдат зажал уши, но голос звучал внутри головы и даже не сбился.

– Почему ты так смотришь? Что случилось? Где мама? – голос становился громче и отчаяннее. – Баки? Баки! Баки, нет. Нет! Она не могла умереть без меня! Ты должен был разбудить меня. Ты должен был разбудить меня, ублю…

- Ее нет, Стиви, – прошептал Солдат, согнув пальцы возле щеки. Он чувствовал теплую ткань. Худое плечо у своей груди, тощее тело в кольце рук. – Ее нет.

После этого голоса на время оставили его в покое. Жар все еще туманил голову, но Солдат смог доползти до запасов и открыть бутылку. Горло болело, однако он глотал, зная, что это лишь начало. Приближалась четвертая стадия, ему нужна была вся жидкость, которую он сможет проглотить.

Раньше Солдат никогда не доходил до четвертой стадии. ГИДРа всегда разыскивала его раньше и возвращала, когда от судорог он становился слишком слаб, чтобы сопротивляться. Сомкнув зубы на указательном пальце правой руки, Солдат кусал кожу, пока еще мог. Боль сфокусировала его достаточно, чтобы он смог дотянуться до рюкзака и вытащить ярких мармеладных мишек.

Открыв упаковку, он выстроил мишек перед собой по цвету. Упаковка была маленькая. Семь зеленых мишек, шесть красных, четыре синих, один фиолетовый и один желтый. Он указал на желтого.

- Ты капитан. Капитан Медведь. А это… – он расставил перед желтым мишкой семь зеленых. – Это твои подчиненные. Твоя миссия – защищать…

Голова раскалывалась.

- Защищать меня.

Он взял фиолетового мишку и поставил среди зеленых.

- Вы охраняете меня, ясно? Синие – гражданские. Они очень важны, понятно? Всегда надо защищать гражданских.

Он построил красных и взмахнул одним.

- Красные. Красные – плохие парни, да? Не давайте им до меня добраться.

Он указал на капитана пальцем.

- Я могу положиться на тебя, капитан?

Он наклонил голову, будто слушая ответ.

- Будешь защищать меня ценой собственной жизни? Так точно, сэр!

Солдата захлестнула волна боли.

Она зародилась в позвоночнике и потекла, как лава или напалм. Она ныла, раздирала, то пульсировала, как синяк, то дергала, как судорога в мышце. Солдат скатился с постели, и его вырвало. В кишечнике было слишком мало содержимого, чтобы извергнуться. Тело болело и дрожало, кожа на стыке металла и плоти треснула. Она истончилась от обезвоживания и нарушения клеточных функций, а спазмы были достаточно сильны, чтобы в местах напряжения образовались разрывы.

Через несколько часов начнут выпадать волосы. Потом станут расшатываться зубы. Десны уже кровоточили, и Солдат старался не задевать щеку или губы, чтобы не выдернуть зуб. Со временем сыворотка отрастит корни заново, пока же челюсть болела.

- Баки! Мама велела тебе помочь мне на кухне! Я работаю, а ты и пальцем не шевельнул! Баки! Если ты немедленно не придешь, я скажу маме!

- Замолчи, Бекка, – проворчал Солдат, уткнувшись лбом в землю. – Не видишь, я занят.

- А мне все равно! Ты должен помыть посуду. Так мама сказала! – потом голос стал неуверенным. – Эй, Бак, ты выглядишь как-то… Ты… плачешь? Бак. Ты же знаешь, с мамой и папой все будет хорошо, да? Все наладится.

- Да, соплячка. Все будет хорошо, – очередная судорога, очередной разрыв – под мышкой и на ребрах. – Папа найдет работу, наступит лето, и все станет лучше. Вот увидишь.

Другой голос. Тихий. Страдальческий.