Рай и ад. Книга вторая. Рассказы перенесших клиническую смерть

Ну, и моя очередь подходит. «Входите». Входите! Ну, слава Богу! Главное — за ворота. А там уже все. Я знаю, что оттуда уже меня никто не выгонит… Я догадываюсь, и тут — раз, приветствие. И меня встречает, я узнаю, я там встретился с Паньковым Виктором, своим другом. Он мне много говорил. Он даже мне за Новика, за Сергея Ольховича говорил, передать им. Я им передал… передал через… не знаю, передали им — не передали. Я с ним довольно долго беседовал. Вот, поговорили. И я хотел тоже — приветствие, и они до меня. А он вот так рукой (выставляет ладонь вперед). «Нет, до времени». И у меня сердце так в груди: «опять — «до времени»? Я добровольно не пойду, пусть скидывают». Ангел улыбнулся: «никто тебя сбрасывать не будет, пойдешь добровольно на Землю». Все, я уже знал, что вопросов больше… исчерпано. Но я ему только сказал: «а где Христос? Я, все-таки, хочу просить у Него, чтобы остаться мне тут». После того уже, как мы поговорили. И когда я стоял, я мог с ними только на расстоянии говорить. Я не мог близко к ним подойти или поприветствовать.

Какой там язык. Да там голос. Какой язык? Не русский, не английский и не украинский. Христос мне сказал: «когда будут спрашивать, какой на Небе язык, скажи — язык любви!» Там есть такое: говоришь — не говоришь, ты просто молчишь, но только мне пришла мысль, Он мне отвечает. Он отвечает, отвечает. Идет разговор на мои мысли.

Тела. Я вам скажу: тела, вам интересно, а как мне было интересно. Я уже второй раз был. Он мне говорит: «тела здесь не нуждаются» как мы здесь — в туалет ходить. Внутренности, как наши — желудок, кишечник… — этого нет. Я сказал бы так — просто оболочка для сохранения нашей души. Это тело связано с таким, что я через тело мог увидеть дальше. Вот такие там тела, вот такие там одежды. Там не того… Там я понимаю, что это — моя бабушка, это = мой брат. Я понимаю. Но там нет — это моя бабушка, моя мать, мой сын, мой брат. Там нет родственников. Там одно родственное целое. Там уже ничего этого нет.

Конечно, первое, что, мне была дана возможность поговорить со своей бабушкой, спрашивал, встретился с тещей. Она мне так много чего говорила. Потом, ее сестра младшая, которая умерла. Тоже они знали, что я возвращаюсь назад, и они просили каждый. Тот — себе, тот — себе. Каждый — передай, передай, передай. Я говорю: «ну, вам хорошо здесь, — говорю, — передай, а мне, — говорю, — не хочется возвращаться».

И когда уже этот Ангел сказал, что мое время подошло к концу с ними. Я должен идти с ним дальше. Конечно, я говорил со своими, которые меня знали, с друзьями, братьями, сестрами, паства, которая меня знала. В вечности я со многими встретился. И после этого мы пошли… может быть, я к этому еще возвращусь вопросу, про родственников и друзей. Конечно, наибольшее и наидольшее я говорил этот последний раз и с теми умершими братьями, и сестрами, наидольше я говорил с Паньковым. Потому что он мне рассказывал все о себе, и почему это произошло. Он мне все подробно рассказывал.

Многие как хотят рассуждают, что хотят делают, но он рассказал многое о том, как он переживает за Церковь. Как он переживает за народ. Чтобы все вошли сюда. Они ждут там, каждого ждут. И пастор — это не просто что называется пастором. Бог спрашивает за каждого члена Церкви. Спросит. И настолько строго спросит. Очень! Что не вовремя пришел к этой душе. Не вовремя побеседовал, не вовремя предупредил, не вовремя остановил. Не вовремя!

То есть пастырь, Он мне объяснил там. Первое: должен быть избранным Богом. Помазанный Богом, и иметь в личном ведении откровение от Господа. Если он будет пользоваться слухами, он приведет Церковь в тупик. Там на Алену сказали, там на Павла сказали. Мне сказали, а я — наушники. Дьявол клевещет. Но я должен лично, как пастырь, знать за Павла, что Бог… хорошо ли, плохо… И делать то, что хочет Бог. Вы знаете, сколько на меня давили и настаивали: исключи того, исключи этого. А Господь говорит: «а ты попостись, как пастырь, за эту семью». Да, там надо было исключать. По-человечески.

А потом, вы знаете, уже когда было, что я лежал… вот эти пришли, и упали на грудь. И я обнял, и рыдал. «Если бы ты тогда меня исключил, я покончил бы жизнь самоубийством. Но та твоя любовь, и твои молитвы, которые ты постился и молился за нас, сохранила нашу семью, и ты меня вырвал из ада. И я спасен. Я знаю цену, — говорит, — сколько тебе это стоило».

Как важно сегодня знать это! Я этого не знал, но он мне там объяснил, что это такое. Что не просто так: создать Устав церковный, порядок церковный, начал служение, закончил служение. Это все регламент. А ты должен видеть в церкви, кто заболел, кто приболел, кому пойти сегодня туда-то, а с кем наедине поговорить, а кому просто подать руку, благословить, сказать: «я за тебя помолюсь!», и этого уже будет достаточно. «Не бойся, тебя любит Иисус!» — и достаточно, больше ничего не надо. Хорошо, я остановлюсь уже о пасторах.