Радость

Я начал изучать философию во Фрибургском университете, в Швейцарии. Перейдя на второй курс, я решил сменить место жительства. Я выбрал прекрасный дом, буквально купающийся в солнечных лучах. Он находился на природе, на берегу реки, и в то же время близко от университета. Я должен был занять одну из трех комнат, предназначенных для студентов. В конце учебного года, перед отъездом в Индию на четыре месяца, я пришел в этот дом, чтобы оставить там свои личные вещи. Меня встретила очаровательная англичанка, студентка медицинского факультета, в которую я влюбился с первого взгляда. И это чувство было явно взаимным. Потом я поехал в Индию, встречался там с тибетскими духовными наставниками, работал в лепрозории и в Доме для умирающих, которым руководили сестры Матери Терезы, как я уже об этом рассказывал. В Индии я почувствовал тягу к монашеской жизни, которая позволила бы мне полностью посвятить себя духовной жизни и в то же самое время продолжать изучать философию. Возвратившись назад с твердым решением уйти в монастырь, я пришел в дом, расположенный во Фрибурге, за своими вещами. Молодая английская студентка, ничего не знавшая о том, что произошло со мной за эти месяцы, встретила меня с такой добротой, что я смутился. Мне никак не удавалось сказать ей о своих намерениях. Мы беседовали около двух часов, прежде чем я наконец решился. Она расплакалась, я был потрясен. Наше чудесное знакомство не могло больше продолжаться. Я, взволнованный до глубины души, взял свои чемоданы. Потом я ушел в монастырь, расположенный во Фрибурге. Там община, членом которой я стал, выделила мне комнату для ночлега. Монастырь, в котором жили несколько старых монахинь, был суровым и холодным. Двери келий выходили в длинный мрачный коридор. Нелюбезная усатая монахиня проводила меня до моей кельи. Это было помещение площадью шесть квадратных метров, в котором пахло затхлостью. Перед тем как уйти, она сухо дала мне несколько наставлений. Едва за ней закрылась дверь кельи, как я подумал об очаровательном доме на берегу реки и о прелестной молодой женщине, с которой я расстался. За несколько мгновений я мысленно прожил вместе с ней восхитительную историю любви в том лучезарном месте. Потом я посмотрел на угнетающую келью, где отныне мне суждено было жить, подумав, что мне, возможно, придется провести остаток моих дней в этом угрюмом месте. И вдруг мое сердце обратилось к Христу, за которым я решил идти. Огромная, совершенно неожиданная радость переполнила меня. Полночи я плакал от радости. Я испытывал чистую радость, что отдал свою жизнь, что больше не принадлежу себе.

В монастыре я провел почти три с половиной года. В первый год я познал удивительные радости, несмотря на трудности целомудренной и суровой жизни. Потом я постригся в монахи, сделав первый шаг к становлению на монастырский путь. В ту же ночь мне приснился яркий и в то же время тревожный сон. Я в монашеском одеянии стоял на лыжах на вершине горы, взяв на себя обязательство побить мировой рекорд по скорости. Я решил молнией пролететь по склону. На другой стороне горы собралась многочисленная толпа, хотевшая посмотреть на это зрелище. Я побил рекорд, но не сумел затормозить и на огромной скорости вылетел на противоположный склон. Я пронесся сквозь растерявшуюся толпу, взлетел на вершину другой горы… а потом упал в бездонную пропасть.

В последующие недели я пережил глубокой психический кризис. У меня пропал сон, появились фобии, без всяких видимых причин меня охватывала гнетущая тревога. Позднее я понял значение сна и кризиса: мое эго было плохо структурировано. Мое эго было уязвимым. Оно искало признания, по-прежнему, разумеется, моим отцом, ведь я продолжал желать его одобрения сильнее, чем одобрения других людей, общества. Безусловно, мое желание приобщиться к монастырской жизни было вызвано подлинной любовью к Христу и стремлением духовно совершенствоваться. Однако в то же самое время оно было навеяно желанием получить признание, самоутвердиться и превзойти отца в иной области социальной жизни, где он преуспел, ведь он был государственным секретарем. Я хотел стать святым! В глубине своего естества я не был свободен. Симптомами этого невроза служили фобии и тревоги.