Радищев

Оба не принадлежат к беглецам, это мужественные деятели, отдавшие всю свою жизнь делу спасения отечества, именно отечества, а не отдельных жертв злоупотреблений. Крестецкий дворянин панацею от всех бед видит в воспитании. Он смело вступает в единоборство со всей господствующей системой. Он знает, что крепостничество, самодержавная власть растлевают дворян, делают их насильниками, поработителями и мучителями тех, кто должен им доставлять средства для утоления прихотей. Он создает свою систему воспитания и наставляет, согласно ей, детей своих, как добродетельных граждан, честных людей, мужественных патриотов. Он научает исполнять добродетель, которая есть форма активной деятельности на благо сограждан. Крестецкому дворянину уже около пятидесяти лет, за ним опыт, он убелен сединами, он тверд в мыслях и отважен в своем убеждении. Он неколебимо стоит среди враждебного ему общества, не боясь ни мучений, ни преследований, ни заточения, ни даже смерти. Он уже много лет занят воспитанием и с гордостью открывает путешественнику свою систему, в основе которой лежит труд. Он убежден, что труд делает человека полезным и нужным обществу членом. Труд освобождает от страшной необходимости жить за счет других, быть угнетателем себе подобных людей. Труд определяет отношения с другими людьми, но не по положению в обществе, не по роду, а по характеру деятельности. Труд воспитывает чувство человеческого достоинства, укрепляет нравственность, защищает от соблазнов дворянского общества, укрепляет здоровье. Взрастив своих сыновей в труде, крестецкий дворянин преподает им правила гражданской жизни, желая видеть в них не только честных людей, но и граждан. Вот почему им крайне необходимы правила «еди-ножития» и «общежития».

Он делит добродетели на частные и общественные. Правила, преподанные крестецким дворянином, предоставляли каждому человеку индивидуальный выход, научая его определять и строить свою жизнь в трудных и тяжелых условиях такого общественного уклада, где добродетели «в ее шествии» беспрестанно препятствовали. При этом он верит: если воспитывать все больше и больше людей, подобных его сыновьям, положение в обществе изменится само собой. Просвещение—всесильное оружие, просвещенный человек своим примером увлечет десятки других, ибо добродетель в действии так прекрасна, так несоизмеримо лучше порока, что все, погрязшие в злодеяниях и корысти, решатся покинуть позорную стезю зла. Краеугольным камнем всей системы воспитания крестецкого дворянина, на котором он незыблемо стоял, была вера в просвещенного государя. Научая противиться любой «неправде», он наставляет—уважай закон: «закон, каков ни худ, есть связь общества». Повинуйся закону и государю, верь, что только он изменяет закон, противоречащий добродетели, «ибо в России государь есть источ* ник законов».

Автор «проекта в будущем» будто в подтверждение слов крестецкого дворянина, будто в развитие его центральной идеи воспитания, обращается к русскому государю— «источнику законов», с написанным им самим манифестом— проектом необходимых России преобразований. Веруя, что Екатерина ждет прихода человека, который открыл бы ей истину, дал бы спасительный совет, он смело пишет от ее имени о преступности рабства, о необходимости освобождения крестьян. Манифест, написанный им, есть яркое свидетельство его веры, что все необходимые преобразования в России осуществимы лишь по воле монарха. Оттого монарх в манифесте предстает мудрым, всепонимающим, печалующимся о судьбе своих сограждан, жаждущим творить благо. Этот монарх пишет, обращаясь ко всей нации: «Родившись среди свободы сей, мы истинно братьями друг друга почитаем, единому принадлеже семейству, единого имея отца, бога», и дальше: «Может ли

Государство, где две трети граждан лишены гражданского звания, и частию в законе мертвы, называться блаженным?»

Но если монарх понимает, что крепостное право есть преступление, что же мешает ему в его человеколюбивых действиях? Дворяне,—отвечает «великий отченник». Дворяне своекорыстия ради выступают «поборниками неволи». И вот автор «проекта в будущем», в союзе с русским монархом, обличает дворян и уговаривает их освободить крестьян: «Неужели толико чужды будем ощущению человечества, чужды движениям жалости, чужды нежности благородных сердец, любви чужды братния; и оставим в глазах наших на всегдашнюю нам укоризну, на поношение дальнейшего потомства, треть целую общников наших, сограждан нам равных, братий возлюбленных в естестве, в тяжких узах рабства и неволи?»