Время эроса, так беспокоившего мыслителей модерна, стремившегося его освободить, уходит, наступает эпоха пост-эротизма. Производство потомства осуществляются новыми способами в рамках деления, стерильного и серийного штампования. Наслаждение доставляется сетевыми симуляторами, интенсивно программирующими сенсорные датчики. Влечение, желание изолируется от субъекта и объекта, получает автономное бытие и становится достоянием сетей. Наслаждение (эрос) = подключение; травма (танатос) = отключение, обрыв связи.
Постлюди тяготеют к стилю юнисекс, пародийно воспроизводящему андрогинию – как архетип цельности премодерна.
Пространство становится виртуальным, сетевым. Это совокупность змеевидных и паутинообразных проводов, по которым циркулируют в бешеном ритме кванты информации. Скорость передачи информации, возрастая до определенной критической черты, по сути, отменяет физическую дистанции, а вместе с ней – ландшафт, географию, климат (климат-контроль). Пост-человек одновременно пребывает в разных местах, вплоть доя симуляции билокационных явлений, свойственным в премодерне лишь святым или колдунам. Офитические сети позволяют снять пространство как то, что разъединяет и соединяет, оно становится дробным и прерывным, квантированным. Здесь важны не расстояния, а орбиты.
Отменяются деньги, вместо них – электронные потоки. Так как субсистенцию гарантирует сеть, то порядок купли\продажи и работы\заработка теряет смысл. Подключаясь к электронным потокам, пост-человек автоматически становится в вихрь обмена, этим жестом он и платит, и получает, так как генерирует электронный поток своего сетевого присутствия и воспринимает сетевые импульсы. Если и в модерне настоящие богачи больше служат деньгам, чем владеют ими (по формуле Гобсека), то в постмодерне деньги полностью пресуществляются в массу капитала, которая, в свою очередь, сливается с парадигмой мировой сети.
На смену экономики приходит пост-экономика, как следующий этап становления «новой экономики» или «финансизма». Рыночный фундаментал окончательно испаряется, структура спроса и предложения переводится в причудливые узоры графиков технического анализа, пока смыслом биржевых сделок не станет чистое наслаждение игрой ценовых трендов, а брокеры не превратятся в дзэн-буддистских созерцателей, полностью лишенных азарта обладания и делающих ставки по логике «быков» или «медведей» в стиле бесстрастного самурайского ритуала.
Для термина аналогичного термину «реальность» в постмодерне есть особое понятие «виртуальность». «Виртуальным» в обычном философском словаре (модерна) называется то, что может осуществиться как реальное, но пока остается в нереализованном состоянии – в качестве наброска, плана, проекта или макета. В постмодерне реальности, которую знает уютный и оптимистический позитивизм, более не существует, и остается только «виртуальность». «Может быть» отныне строго тождественно с «есть». То, что может быть, уже есть, а то, что есть, это лишь то, что может быть.
В тезаурусе постмодерна явно разрывается нить языковой парадигмы модерна. И здесь начинается зона колоссального риска. Процесс постмодерна запускает поднятие затопленного континента, экскавацию и реанимацию погребенных примордиальных могуществ, пробуждение древних захороненных сил. Задача постмодерна в том, чтобы эти силы, проснувшись, не выстроили бы свой порядок, – это было бы возвращением Традиции, и модерн оказался бы в таком случае лишь короткой и случайной интерлюдией в вечных ритмах премодерна, -- но попались бы в сеть, уловленные хитрыми и искусными охотниками. И попавшись в сеть, они призваны оживить своей агонией движение искусного мирового механизма, глобального аппарата, который будет переводить их слепую мощь в кванты сублимированной информации, стремительно бегущей по змеиным проводам.
Это как бы ад, но на самом деле не ад.
Человек был «актором», главным деятелем модерна. Он был его субъектом. Пост-человек, приходящий ему на смену, не является ни субъектом, ни актором. В постмодерне он не главный. Элемент среди многих других. Здесь доминируют иные принципы: с одной стороны, сетевая парадигма, которая выступает как безличный абсолют, программирующий всю операционную среду в глобальном масштабе, а с другой, квантовый импульс свободной энергии, нагнетающейся и разряжающейся внезапно, вспыхивающей подобно молнии и исчезающей в непроглядной тьме бесконечных экранов, сходящихся к оптике зеркала. Этот импульс можно назвать «демоном». На языке постмодерна.