В модерне слово утратило эту сакральную теургическую нагрузку и стало наоборот притягиваться к конкретике материальных вещей. Идеально для позитивизма было бы, чтобы одному слову соответствовала только одна вещь. Это и есть понятие точности. Традиция не знает точности, в Традиции всё приблизительно. Эта приблизительность, эта расплывчатость – это специфика наличия живого духа, который веет в слове, но, вместе с тем, это оперативная расплывчатость, которая снимает тяжесть существующей вещи.
В модерне наоборот вещь начинает доминировать, и каждой вещи соответствует какой-то один чёткий термин, одна вещь – одно слово. Идеальная точность достигается в названии каждого предмета нумерическим кодом: это предмет №4855, это предмет №8966... И, таким образом, предел языка модерна достигается в штрих-коде.
Но что происходит со словом в эпоху постмодерна? Слово вообще освобождается от вещи, а вещь от слова, уже слово не означает никакой вещи, ничего не спасает и ничего не возвышает, не растворяет и не интегрирует, но, с другой стороны, оно не соответствует никакой вещи, слова существуют отдельно от вещей, а вещи от слов.
То, что мы слышим и говорим, вообще не имеет никакого отношения к реальности, а реальность никакого отношения к словам. Собственно говоря, это растворение уже третьего уровня, деградация соотношения слова и вещи, даже уже не деградация, а некоторая экстравагантная контр-позиция слова и вещи, которая и является привилегированной стратегией и одновременно стихией «разумного антихриста». Это «ванна антихриста» – доминирующая бессмысленность дискурса и свободный поток льющихся на нас многомерных вещей, как писал Бодрийяр, которые постоянно подмигивают и пытаются выполнить дополнительную функцию: например, зубочистка становится одновременно расчёской, зубная паста – маленьким зеркальцем, её можно одеть в качестве украшения. Полифункциональность вещей и одновременно полная бессмысленность того, что мы выслушиваем и читаем, рождает бульон, в котором присутствует разумный антихрист, он, собственно говоря, его и наводит.
Антихрист имеет самое непосредственное отношение к языку, как, кстати, к языку имеет самое непосредственное отношение и Радикальный Субъект. И тот и другой живут в языке, живут немножко сходно, но фундаментально по-разному. Поэтому антихрист кроме «разумного», как у бегунов, может быть назван «словесным», «словесный антихрист». И не случайно Слово, язык в Апокалипсисе изображается в виде меча, исходящего из уст Христа. Здесь проходит фундаментальное напряжение в пространстве языка, которое в эпоху постмодерна приобретает особое значение.
Умное побеждается только умом, духовное побеждается только духом, словесное – только словом, и в этом лежит как тёмная, так и светлая тайна нашего времени. И если мы сможем понять эту тёмную и светлую тайны наших эсхатологических сумерек, если мы распознаем их, если мы их назовём, если мы их сформулируем, мы, дай Бог, уготовим пути нисхождению Небесному Иерусалиму.
Глава 5. НОЧЬ И ЕЕ ЛУЧИ
La vie est comme un arbre, et comme le vent va le temps,
Mais l’arbre se dépouille, car rien n’arrête le vent d’autan.
Comme l’aube du jour où le soleil sans se coucher reluit,
Qui va contre le jour ne doit pas toutefois craindre la nuit!
То, чем мы занимаемся, можно назвать гонзо-метафизикой. Известна форма гонзо-журналистики, которой, например, занимался Хантер Томпсон, автор книги «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». Гонзо-журналистика подразумевает вовлеченность журналиста в то, что он описывает. В нашем же случае можно говорить о вовлеченности в то метафизическое, о котором у нас идет речь.
Банальность как худшее из плохого
Актуальной целью гонзо-метафизики является реабилитация ночи, а также ее свиты, ведь ночь никогда не приходит одна, она всегда тянет за собой целую цепочку явлений и смыслов. Сегодня мир во всех его наиболее честных и приличных проявлениях, таких, например, как сакральность или природа, безнадежно тонет в болоте банального. Ничто так не вредит сочной, настоящей, бытийной реальности, как человеческая банальность. И пожалуй, банальность приведет человечество к краху. Ни авангардные, безумные эксперименты, ни воплощение диких идей в жизнь, ни даже технический прогресс, который создает всё новые и новые средства для уничтожения человечества, но простая человеческая банальность. И кажется, что тем силам, которые движут миром, просто станет настолько скучно от созерцания человечества, что они плюнут на всё — и проект будет закрыт.
Как возникла идея реабилитировать ночь? От чего мы должны спасти ее? От банального, поскольку банальное собирается расправиться с ночью. По сути дела, банальное уже похитило у нас ночь.