Рабыня

Мистер нарезал колбасу и поднял вилку. Он открыл было рот, но остановился и бросил нож и вилку со стуком, от которого Джозефина вздрогнула. Он отодвинул стул и подошел к двери, глядя на Джозефину с глубоким смятением, как будто ничего из того, что она сказала, не могло быть правдой, как будто мир, который когда-то казался таким ярким – прекрасная молодая жена, наследство, собственная ферма, – теперь оказался окутан туманом и заселен только призрачными видениями.

Мистер хороший человек, считала Миссис Лу. Джозефина не знала, хороший ли. Проповедующий голос Папы Бо звучал громко и тяжело, изо дня в день, как будто в его груди бушевала битва между Богом и самим дьяволом. Был ли он сейчас на небесах с ангелами и Господом? Нашел ли он свое спасение в конце? Возможно, если бы мама Мистера была жива, возможно, если бы он не приехал в Вирджинию, в Белл-Крик с его изношенной землей, где Миссис никогда не была счастлива, возможно, если бы он никогда не женился на Миссис, если бы даже не заметил круглую щеку, лукавый изгиб брови шестнадцатилетней девушки, он бы не нарушил волю отца.

Мистер оказался рядом с Джозефиной и сразу прошел мимо, так что ее юбки взметнулись от ветра его шагов. Она услышала стук дверной защелки, его башмаки простучали по крыльцу и дальше, по ступенькам к грунтовой дорожке. Джозефина пошла следом и увидела, как он вышел из сарая, ведя свою лошадь. Он сел, стегнул лошадь и поехал в город.

Когда он исчез из поля зрения, Джозефина услышала голос Миссис, зовущий изнутри:

– Джозефина! Джозефина! Что случилось?

Джозефина вернулась в холл, а Миссис спускалась по лестнице. Она сама расчесала волосы и заколола их сзади.

– Что случилось? Что за грохот? – Миссис снова стала самой собой. Несмотря на то что на ее лице пылал порез, а пуговицы платья на спине были не полностью застегнуты, она говорила теперь как хозяйка своего дома. – Джозефина, почему Мистер вздумал ускакать прочь, будто его преследуют гончие ада?

Джозефина колебалась. Как тут ответить? «Оберегайте ее покой», – сказал доктор Викерс. Джозефина пыталась найти объяснение, которое не приведет к тому, что из кухни пропадет еще один нож и еще один день пройдет в приступах истерики и ярости.

– Он сожалел, что пропустил визит доктора, не успел с ним поговорить, – осторожно сказала Джозефина. – Он хотел сам увидеться с доктором Викерсом.

– И что бы сделал твой хозяин? Кричал бы и ругался? Бесполезно, я все равно останусь такой, как сейчас.

Миссис выглянула в открытую входную дверь и уставилась на то место возле сарая, где пыль, поднятая лошадью Мистера, все еще висела, затуманивая воздух.

– Сегодня хорошая погода для работы, – сказала Миссис. – Джексон оставил их в поле?

– Думаю, да, миссис.

– У вдовы Прайс было много проблем, насколько мне известно. – Она повернулась к Джозефине. – Я хочу, чтобы ты пошла к Джексону и сказала ему, что они должны работать как обычно, никаких послаблений только потому, что Мистер уехал по срочному делу. Скажи ему, что Мистер уехал по срочному делу и скоро вернется. – Голос Миссис прервался. – Иди, Джозефина. Сейчас же.

Поле находилось довольно далеко от дома. Мутное солнце мерцало над головой, дневная жара тяжело придавила поля. Джозефина пробивалась сквозь путаницу листьев, сквозь лес зеленых табачных стеблей, доходивших ей почти до плеч. Там были все полевые работники, даже Тереза, спина которой была согнута почти параллельно земле, голова обмотана темно-синим платком, так что лица ее не было видно. Джозефина подумала, что скоро настанет день, когда Тереза больше не сможет работать, и что с ней будет тогда?

Джозефина позвала Джексона, и он поднял голову. Он стоял рядом с Терезой, которая, отстав от остальных, ковырялась в самом хвосте ряда.

Джексон крикнул: «Натан!» – и указал на Джозефину, как будто никак не мог прервать свои дела с Терезой и пройти через поле до места, где стояла Джозефина.

Натан положил свой пучок листьев и подошел к ней, стряхивая пот с лица пальцами правой руки. Он двигался медленными рывками, словно заново учился ходить. Остальные продолжали работать, спины согнуты, руки двигались в непрерывном неуклюжем ритме: схватить, сорвать, бросить. Уинтон двигался между рядами, собирал охапки листьев и скрученными стеблями скреплял их в пучки, похожие на веера из множества рук – ладони сложены, запястья связаны.

– Угу? – сказал Натан.

– Миссис велела сказать, что Мистера вызвали в город по срочному делу, и вы все должны оставаться на полях до вечера, как обычно. Она велела сказать это Джексону.

Натан кивнул и посмотрел на нее безжизненными глазами. Джозефина сказала:

– Натан, я слышала, что ты сбегал и раньше. Тебе помог гробовщик?

Говорить об этом здесь, в поле, в двух шагах от Джексона, было безумством; лицо у Джозефины загорелось, а в горле встал ком, словно она пыталась проглотить что-то слишком большое. Она бросила взгляд на Джексона, который стоял, уперев руку в бедро и согнув колено, не спуская глаз с Терезы. Наверняка Натан слышит, как бьется сердце Джозефины.