Рабыня

По тусклому коридору Лина дошла до своей комнаты. Затормозила и снова сбежала по лестнице на второй этаж. У нее начала формироваться идея, похоже, под воздействием как отказа Дэна, так и согласия Оскара поговорить о Грейс. В обоих случаях Лина будто впадала в ступор, чувствовала беспомощность и злость на себя и на них. Чего она так боялась? Разве так трудно было выдержать высокомерие Дэна, странную новоиспеченную откровенность Оскара? Заставь их открыться и возьми то, что нужно.

Идея обрела форму, и Лине хотелось воплотить ее в жизнь побыстрее, пока не вернулся домой Оскар, пока она не потеряла самообладание. Лина остановилась перед закрытой дверью студии. Постучала раз, другой, хотя знала, что отца там нет. Сейчас она будет смотреть на портреты Грейс без стоящего над душой Оскара. Она осмотрит их внимательно, без спешки. Возможно, если она не будет стремиться оправдать ожидания отца, картины откроют ей свой смысл.

Весь дом скрипел и стонал, как ночью, будто какой-то таинственный народец включал и выключал свои приспособления, позволявшие ему благоденствовать. В коридоре было холодно и голо, его освещала только лампа без абажура, свисавшая с потолка. Лина впервые заметила некрашеный плинтус, грубую дверную раму, пятна красок на полу, какие-то недоделанные детали, оставшиеся от ремонта студии, который, без сомнения, Оскар никогда не закончит. И Лине внезапно показалось, что это не обычное разгильдяйство: нет, просто он совершенно не заботится о том, чем владеет.

Лина открыла дверь. В комнате было больше беспорядка, чем на прошлой неделе, но меньше вещей. Почти все стены теперь были свободны – большинство крупных работ, должно быть, уже отвезли в галерею. Бродя по студии, Лина нашла чистый холст, потом еще один; куча набросков на столе изображала только Душку в его трехногой грации. Портретов Грейс не было и следа, и Лина озиралась вокруг с растущим разочарованием от того, что сразу не использовала свой шанс – узнать, что эти картины могут сказать ей, что они могут значить, – а теперь время упущено.

В дальнем конце стола лежала высокая стопка книг, которых Лина раньше не видела в студии. Она взяла верхнюю: «Влюбленные женщины» Д. Г. Лоуренса, на обложке изображены два женских силуэта, похожие на головы без лиц в брошках-камеях. Лина читала роман, когда училась в колледже, хотя не помнила этой обложки на книжных полках Оскара или на своих. Откуда она взялась? Укол предвкушения прогнал разочарование, и Лина открыла книгу. На первой странице аккуратным женским почерком было написано имя матери: Грейс Дженни Спэрроу, их адрес на Парк-Слоуп и номер домашнего телефона. В книгу были вложены листки бумаги, и Лина взяла первый из них. На нем почерком матери было написано: «Почему Гудрун любит? Что нужно Гудрун?»

Лина провела пальцами по углублению, которое ручка сделала в бумаге. С отчаянно бьющимся сердцем она перелистнула страницы: снова пометы. На пустом месте после окончания главы Грейс написала:

Искусство – творчество – достаточно ли этого?

Разум?

Желание?

В чем смысл?

Кто свободен?

Лина прочитала эти слова раз, другой, третий. И придвинула стул. Она не спрашивала себя, почему эти предметы оказались сегодня вечером здесь, в мастерской Оскара, почему она никогда не видела их раньше, хотя знала каждый дюйм этого дома, каждый уголок и шкаф, содержимое каждого ящика. Она чувствовала только азарт обладания, чувствовала, что должна дотронуться до этих бумаг и книг, положить руки туда, где когда-то лежали руки ее матери. Лина поднесла книгу к лицу и вдохнула запах плесени и пыли – потаенный дух старины и разложения.

В течение следующих 1,7 часа она разбирала стопку, обращаясь к каждой странице с закладками, читая заметки, сделанные матерью.

Вот что она нашла:

• Из ежедневника 1979 года, за год до рождения Лины:

7 июня, галерея; 19 июня – выставка у Лиз; 28 июня – вечеринка Л.; 4 июля – чей это день рождения?!; 13 июля – встреча с Портером; 26 июля – врач 10:45; 31 июля – жара жара жара; 7 августа – Портер в 7:00.

• В книге «Поль Сезанн. Биография», на внутренней стороне обложки – маленький рисунок: нахмуренное лицо, под ним карандашом:

Мне так жаль. Люблю, Г.

• Открытка на день рождения, черно-белая фотография маленькой забавной собачки и ног женщины в старомодных ботинках на шнуровке. Открытка гласила:

Мой дорогой О.

Люблю тебя тебя тебя, только тебя.

• В зеленой тетради с белой линованной бумагой: