– Посмотри, весь стол в крошках. Вокруг твоей тарелки какие-то капли, сахар рассыпан. Нельзя аккуратней?
– Нарываешься? – возмутился Родион.
– Что за слова такие, Родион? – вмешалась Алена.
– А че он?
– Во-первых, не «че», а – что. Во-вторых, я тебе уже миллион раз говорила, чтобы ты закрывал рот, когда жуешь. Чай не втягивают, а вливают.
– Мам, чай горячий.
– Ну что ты в самом деле, сынок? Такой умный мальчик и такой невоспитанный. Что про твою маму люди скажут?
– Скажут, что ты красивая.
Родион улыбнулся. Алена потрепала сына по волосам.
– Ладно, можешь и дальше чавкать.
– Могу не чавкать, если тебе не нравится, но не потому, что он сказал.
Эмиль усмехнулся.
– Че ты ржешь? – незамедлительно отреагировал племянник.
– Родион! – прикрикнула Алена.
– Мам, вот спорим, что ты больше никогда не услышишь, как я чавкаю.
– Спорим! – согласилась Алена.
– На что спорим?
– Не знаю. На что?
– На вишневый пирог. Нет, на ручку с прицелом. Или нет. В кино пойдем. Все! Спор?
– А если проиграешь?
– Этого не будет! Уж поверь. Я позабочусь.
– А вдруг? Прочитаешь Жюля Верна, идет?
– Мммм. Идет!
– Спор.
Родион аккуратно откусил блин и начал демонстративно тщательно пережевывать его с закрытым ртом.
– Вот, – одобрила Алена.
Родион почти беззвучно отпил чай.
– Можешь ведь.
– Вот интересно… – начал Родион.
– Прожуй сначала, – перебила его мама. – Это бесполезно.
Алена махнула рукой. Родион продолжил:
– Раньше меня не раздражало чужое чавканье, потому что я и сам так делал. А теперь, когда я изменился, меня будет выводить из себя любое причмокивание, правильно? Получается, еще минуту назад я пребывал в полной гармонии, а теперь все, кто жует с открытым ртом, мне противны. Бесит, когда хрюкают и хлюпают. Это омерзительно. Гадкая чавкотня оскорбляет мой слух и разум. Моя новая религия – закрытый рот. Она воинственная и не потерпит рядом с собой хлюпающих языками. Язычников.
– Ну ладно. Мы поняли, фантазер, – улыбнулась Алена. – Теперь, говорит, когда я изменился… Смешной ты у меня.
– Это интересная мысль, – одобрил Эмиль. – Не думал, что скажу такое. Особенно после ручки с прицелом. Но! Что-то в твоих словах есть. Здравое зерно.
– В твоих оценках не нуждаюсь.
– Мне не нужно разрешение, чтобы давать оценки. Смотрю я на твое отношение к жизни и вспоминаю слова твоей бабушки: «Эти мозги достались не той голове».
– Да, она так говорила, – подтвердила Алена. – Чаще тебе, – добавила она, повернувшись к брату.
– Согласен. Но он должен быть лучше меня. Он умный парень. Мне просто обидно, что он так… беспечен.
– Че? – опять завелся Родион.
– Не «че», а что! В миллион первый раз… – монотонно добавила Алена.
– Чем ты занят? Чем занят твой мозг? Что ты замышляешь? Что-нибудь грандиозное, а не просто слизня в стену покидать. Чего ты хочешь? – спросил Эмиль у племянника.
– Тебя не касается. А со слизнями, если ты не в курсе, уже давно никто не играет.
– Ты – это то, о чем ты думаешь.
– Бредятина.
– Ребята, перестаньте, уже невозможно слушать! Эмиль остановись, пожалуйста.
– Мам, как он мог знать бабушку, если она умерла еще до моего рождения? Его тогда не было.
– Хм…
Алена не знала что ответить и уставилась на брата.
– Давай, умник, выкручивайся сам.
– Я думаю, стоит ему рассказать, – неожиданно предложил Эмиль.
– Уверен?
– Да, так будет лучше.
– Че рассказать, мам? То есть, что рассказать?
– Вечером все узнаешь, а сейчас тебе пора собираться.
– Доем только.
Родион затолкал в рот остатки блина и, громко втянув чай, начал причмокивать.
– Сегодня же начнешь читать Жюля Верна. Марш в школу! – приказала Алена.
Тяжело вздохнув, Родион вышел из кухни.
XIX
Зал, вмещающий две тысячи человек, был полон. Свободными оставались лишь несколько кресел в первом ряду. Это были места, зарезервированные для важных гостей, которые, очевидно, задерживались. Концерт состоял из двух частей, разделенных антрактом. Времянкин, не занятый в первом отделении, сидел среди зрителей. Благодаря тому что зал имел форму амфитеатра, сцена хорошо просматривалась с любого места. Даже Эмиль, с его детским ростом, имел на редкость приличный обзор. Мальчик расположился между Яном и сестрой. По другую сторону от Алены сидел Родион.
Начали разъезжаться кулисы, зазвучали аплодисменты зрителей. Родион взглянул на часы, надетые на левое запястье. Синее табло массивного пластикового аксессуара высвечивало – 20.01. Ниже светилась дата – 20.01.
– Мам, как ты думаешь, они специально начали ровно в двадцать ноль одну или это совпадение? – тихонько полюбопытствовал Родион.
– Ровно в двадцать ноль одну? – переспросила мама.
– Ну, сегодня же двадцатое ноль первое.
Алена с легким недоумением взирала на сына. На сцену вышел конферансье и поприветствовал зал.
– Давай смотреть концерт, сынок.
– Давай, – на выдохе произнес Родион и вытер кончик носа внешней стороной ладони.
В первом отделении выступали коллективы народного творчества, прибывшие в Пушкино из разных уголков страны. Русские народные песни и пляски, кавказские танцы под резвую нагару, варган и горловое пение ансамбля с Севера.