Рабиндранат Тагор

Получив приглашение прочитать лекции в Оксфордском университете, Тагор вновь собрался за границу, однако от путешествия пришлось отказаться из-за болезни, внезапно проявившейся по прибытии в Мадрас. После недельного отдыха в Адьяре, где он был гостем Энни Безант, проведя еще несколько дней в мягком климате Кунура, он отплыл на Цейлон в надежде поправить там свое здоровье и все-таки отправиться оттуда в Англию. По дороге он остановился в Пондичерри, чтобы посетить философа-йога Ауробиндо Гхоша, с которым был хорошо знаком в дни молодости, когда занимался революционной политической деятельностью. Вспоминая о своих впечатлениях, поэт писал на борту французского корабля "Шантийи": "Много лет назад я встречал Ауробиндо в ореоле героизма его ранней политической борьбы и сказал: "Ауробиндо, прими приветствие Рабиндры". Сегодня я вновь увидел его в позе, выражающей спокойную мудрость, и повторил про себя: "Ауробиндо, прими приветствие Рабиндры".

Он провел десять дней в Коломбо, но, поскольку улучшения здоровья не последовало, оставил всякую надежду на поездку в Англию и вернулся на материк. Три недели он отдыхал в Бангалоре в гостях у своего старого друга, философа сэра Браджендраната Сила, который был тогда вице-ректором Майсорского университета. Стоило ему отказаться от поездки, как беспокойство и раздражение покинули его. Вернулось давно забытое равновесие, а вместе с ним и творческое вдохновение. Во время своего короткого пребывания в Бангалоре он закончил роман "Джогаджог", о котором говорилось выше, и дописал еще один, начатый во время последней поездки в Коломбо, "Шешер кобита" ("Последняя поэма"). Этот роман, почти наполовину состоящий из стихов, очень любим бенгальскими читателями. Дух современности, игривый, ироничный тон, введение в действие самого Тагора в качестве мишени беспощадной критики со стороны героя романа, блестящее остроумие диалогов и финальная трагическая нота, звучащая в прекрасном завершающем стихотворении, которое дало название книге, — все это способствовало чрезвычайной популярности романа среди молодых читателей. В качестве примера своеобразия его стиля можно привести самообличительную речь, вложенную автором в уста своего героя, выступающего на литературном собрании:

"Главное возражение против Рабиндраната Тагора состоит в том, что этот господин, подражая Вордсворту, упрямо продолжает свою деятельность. Много раз посланец смерти призывал его потушить светильник, но даже тогда, когда старец встает со своего трона, он продолжает держаться за его ручки. Если он не хочет уходить по своей воле, наш долг — покинуть его двор. Тот, кто придет вслед за ним, также совершит триумфальное восхождение, будет метать громы и молнии, хвастливо утверждать, что его правлению не будет конца, что сами небеса прикованы к его бренному обиталищу. И опять почитатели будут прославлять и обожать его до тех пор, пока не пробьет час приносить жертву, когда они же станут требовать освобождения от пут поклонения. Так поклоняются четвероногому богу в Африке. Так же можно поклоняться двустопному, трехстопному, четверостопному или пятистопному богу стихотворного размера. Никакое осквернение не может сравниться с профанацией почитания, ставшего избитым и затасканным… Культ литературной диктатуры быстро устаревает. Второе мое возражение против Рабиндраната Тагора заключается в том, что его литературные творения округлы или волнисты, как и его почерк, навевающий мысли о розах, луне и женских лицах. Примитивно копировать созданное природой. От грядущего диктатора мы ждем произведений прямых и острых, как колючка, как стрела, как отточенное копье. Не цветов, а ударов молнии, невралгической боли… Поэты, которым не стыдно подавать голос в течение шестидесяти или семидесяти лет, обесценивают себя и должны за это поплатиться. В конце концов их стиль раззванивается по свету подражателями, которые их передразнивают и строят гримасы за их спиной. Их творчество теряет всякое художественное достоинство и, воруя понемногу из собственного прошлого, они превращаются наконец в обычных торговцев краденым…"