Раб и солдат

Азовцы Васю сильно удивили. Не так он представлял себе казаков. Сформированное десять лет назад Азовское казачье войско занималось прибрежным крейсерством, а не лихо скакало на конях. Начало ему было положено задунайскими запорожцами, которые во время последней войны с турками перешли на сторону русских. Их флотилия оказала большую помощь при переправе войск Дибича через Дунай. На Кавказе они гонялись за контрабандистами, расстреливая кочермы из фальконета своей вооруженной ладьи, и поддерживали связь с ближайшими укреплениями, перевозя людей и грузы. Командовали ими не строевые офицеры, а собственные, из казаков. Эти командиры сами определяли график еженедельного патрулирования и состав команды. Комендантам было строго приказано новым командиром Правого крыла Раевским не лезть к казакам и не подчинять их своей прихоти. Но в случае с Васей хорунжий кочевряжиться не стал. Выслушав просьбу коменданта, отвел Васю в блокгауз и поручил двум казакам его стеречь.

Блокгауз, сложенный из крепких сосновых бревен и окруженный по кругу галереей с бойницами, стоял на берегу под возвышенностью, на которой возвели Михайловское укрепление. У воды болталась на привязи гребная лодка с небольшой пушкой на носу. У костра, на котором варили кашу, толпились странные мужики в странном наряде.

Форма у казаков была выдающаяся. Малиновые куртки с погонами и четырьмя рукавами — два обычных, темно-синих, с прямыми обшлагами и два декоративных, малиновых, пришивавшихся к плечам и называвшихся откидными. Вместе с курткой носили прямые шаровары без лампасов, заправленные в сапоги.

Разговаривали казаки на странной смеси украинского и русского. Понять их было нелегко. Бахвалились морскими подвигами. Их послушать, так они гроза морей — да и только.

— Турок нас боится, как огня, — утверждали они. — В прошлом месяце в Нечепсухо нагрузилось судно под завязку, простояв всю зиму в ожидании погоды. Только вышло — мы тут как тут. Пробили его тремя ядрами из фальконета. Эх, была бы у нас вторая ладья, мы бы всем показали кузькину мать!

Вася не знал, верить им или нет. На всякий случай поддакивал и выражал восхищение. За это его покормили кашей без мяса.

— С мясом трудно, — признались казачки. — Положено три порции в неделю, а дают лишь две. Да и те не из свежинки. Солонина, будь она неладна!

Милов был рад и каше. Поел и завалился спать. Крепко притомился, по лесам бегая двое суток. В деревянном блокгаузе пахло не казармой, а домом. Русская печь в углу не дымила, но грела. Спалось просто отлично. Лепота!

Утром его растолкали.

— Пойдем наверх. Комендант зовет.

Его повели через всю крепость. Вася с интересом крутил головой. Казачки, изображая гидов, посмеивались.

— Валы невысоки, поскольку стоят на возвышенности. Хорошо, верки[1] укрепили плетёными корзинами и бревнами. Зря не посадили по верхам кустарник как рогатки. Терновник бы там не помешал.

Они прошли мимо цейхгауза и порохового погреба, устроенного из сырцового кирпича, полубрусьев и крытого железом. Миновали длинные казармы — уродливые землянки, кое-как накрытые жердями. Наверняка, в дождь солдатские нары утопали в грязи. Обогнули огромный навес, под которым были сложены бунты с провиантом.

— Что-то форма у крепости какая-то странная, — удивился Вася. Крепость напоминала свой геометрией пистолетную кобуру.

— Это все генерал Вельяминов, — объяснили казаки. — Большой затейник был. Ты еще Новотроицкого укрепления не видал! Он его в виде стрелы нарисовал. Так и построили. Слыхали, как промеж офицеров ходил такой разговор: ежели умный человек задумает глупость, сделает так, что десяти дуракам не придумать! — засмеялись Васины конвоиры. — Когда крепость разбивали, генерал собрал офицеров и послал одного на прилегающую возвышенность с ружьем и черкесской винтовкой. Приказал стрелять с 240 саженей. Тот выстрелил. Пуля над головой генерала так и свистнула. А он даже не поморщился.

Они добрались до полукруглого бастиона, на котором разместили батарею. Над ней реял кейзер-флаг, навевающий мысли о Юнион Джеке[2]. Единорог грозно смотрел на ущелье, из которого могли броситься черкесы на приступ. Рядом с пушкой стоял капитан и часовой, перепоясанный белыми ремнями, с ружьем с примкнутым штыком. На левом плече висел черный кожаный патронташ. На валу сидел какой-то толмач-черкес в драном бешмете и переговаривался с кем-то за стенами.

— За тобой пришли, — разъяснил обстановку капитан, кивая на вал. — Требуют отдать. Пару кинжалов хорошей работы предлагают.

Вася поднялся на вершину бруствера. Внизу стоял Исмал-ок, знакомый ему Хуци из аула Тешебс и еще один черкес, которого Милов видел в первый раз в жизни. Стояли на самом краю рва, огибавшего скаты земляного вала плавной дугой.

— И что вы решили? — с тревогой спросил Вася.

— Думаю, — ответил комендант. — Хорошему кинжалу цены нет.

— Они меня убьют! — решительно заявил Вася. — Я, прорываясь сюда, черкеса шашкой заколол.

— Бравый солдат? — хмыкнул офицер и поправил свою фуражку, затянутую белым чехлом.

Вася не ответил. Прищурив глаза, с ненавистью смотрел на Исмал-ока.