Раб и солдат

Коченисса развернулась и бросилась в дом. Кузнец и без ее перевода все понял. Покачал укоризненно головой.

— Не было такого уговора, — воззвал к его совести Вася.

— Идем! — жестко ответил кузнец.

Он отвел Васю за свой дом. Показал убогую хижину. Простую плетёную лачугу без глиняной обмазки, продуваемую всеми ветрами, но с крепкой дверью, имеющей внешний запор.

— Здесь будешь теперь жить. На ночь тебя будут закрывать.

Изменилось не только жилье. Все переменилось. Васю разжаловали в грузчики. Кормили остатками. Отправляли к углежогам таскать грязные мешки с углем. И смотрели как на пустое место. Как на раба, которого никто не замечает.

Сперва Вася решил, что его хотят сломать. Потом понял, что все еще хуже. Исмал-ок оказался настолько разочарован, что с каждым днем все больше надувался яростью. С трудом ее сдерживал. Милов старался не попадаться ему на глаза. Но сложно притвориться мышкой, когда в тебе под 90 кг весу и рост за 180. Он все время нарывался на злые окрики. Недалек был тот час, когда кузнец дойдет до рукоприкладства. Чем это закончится, сообразить было нетрудно.

Аул готовился к весеннему празднику. К Диору. В переводе означало «крест». Странное архаичное действие, оставшееся от старых времён, когда христианство не считалось в горах чем-то зазорным и существовало наравне с язычеством, выливаясь в причудливые обычаи. Настоящий общинный праздник! В домах запасались едой, чтобы кормить все село. Женщины активно готовили. Всеобщий восторг вызвал мешочек соли, которую внес, как свою долю, кузнец.

Васю вся эта суета мало волновала. Он продумывал план побега. Вариант, который подсказал поляк в селении Тешебс, выглядел, как полная чушь. Река Вулан быстрым течением не славилась, хоть и была полноводной. Если найти какую-нибудь корягу, до моря замучаешься сплавляться. Перехватят по дороге, несмотря на то, что до моря — не более двадцати километров. Оставался лишь один вариант: переправиться на другой берег, вдоль которого шла высокая лесистая гряда, и скрытно двигаться по ней в направлении к Михайловскому укреплению. Следовательно, помимо хорошей обуви, которая у него появилась благодаря Кочениссе, нужно запастись продуктами. Где их брать, не понятно. Он уже знал, что в трубе дымохода кунацкой Исмал-ок подвесил сыры. Но в кунацкую Васе уже хода не было. Да и Эдыг периодически проверял, сколько сыров осталось. Заранее украдешь — только проблем наживешь.

Эх, Коченисса, Коченисса… Неловко с девушкой получилось. Она откровенно обходила Милова стороной. При случайной встрече в ауле, что было немудрено, девушка демонстративно отворачивалась. У Васи даже не было возможности с ней объясниться. Да и что он мог ей сказать? Ты мне не пара? Или: прожить в ауле в окружении помешанных на войне людей — не мой идеал? Сейчас Васе было смешно от своих мыслей в горах во время экспедиции за солью. Его приговор был окончательным и обжалованию не подлежал: с черкесами ему не по пути.

Каково же было его удивление, когда вечером, накануне праздника, к его хижине, в которой его заперли, тайно пришла Коченисса. Она тихо окликнула его через стенку. Собравшись с духом, сказала:

— Ты пренебрег мной и сделал мне больно. Но я не хочу быть неблагодарной. Все же ты меня спас в ту ночь, когда схватил Алчигира.

— Коченисса, я…

— Помолчи, Василий. Не нужно слов. Я наивна, несмотря на свои неполные двадцать лет[3]. Глупость придумала с этим браком. Только хуже всем сделала. Дядя очень зол на тебя. После праздников хочет продать тебя под Цемес в аул, который на добыче железа деньги делает. Там ад для рабов. Тебе нужно бежать. Сегодня.

— Мне нужны нож и еда.

— Я все принесла.

— Еду спрячь у хижины. А нож просунь через прутья.

В хлипких стенах хижины хватало щелей. Через одну из них Вася и получил обычный нож скотовода или охотника. Бичак с костяной ручкой в кожаных ножнах. Закаленный мастером Эдыгом Исмал-оком.

— Спасибо тебе, Коченисса. Я тебя не забуду!

Девушка удалилась, не сказав ни слова на прощание. Ее плечи были опущены. В глазах стояли слезы.

Коста. Адрианополь-Бююкдере, май 1838 г.

Расслабился на чужих берегах Сефер-бей. Разъелся на турецких харчах, потерял хватку. Навыки всадника сохранил, а воина — утратил. Да и были ли они у него? Служил в русском полку, из которого сбежал, ибо был в нем не на лучшем счету. Сидел в осаде Анапской крепости, которую сдали. Не то сам князь уговорил пашу, не то паше надоело от обстрелов прятаться. Потом сбежал в Турцию, в которой хорошо ел и сладко спал, а не отправился воевать с Мухаммедом Али, египетским пашой.