Пытаясь проснуться

Этот сад и эту площадку обнимает стена, снаружи обросшая плющом, а в стене, высоко над землею, на железных прутьях повисли несколько дряхлых, но еще крепких диванов, изъеденных временем, и на них сидят любители шахмат, кончая партии, которые они ведут ночами, забравшись сюда отовсюду – с площадок, со дворов и из садов.

В самом начале этого парка, за стеной, под прямым углом горы, бьет студеный ключ, вытекающий из-под земли, омывает белые старинные мостики, решетчатые улочки, зеленую лужайку и камень, на котором высечена надпись, сделанная по-русски рукою какого-то русского генерала, участника Кавказской войны, указывающая, что здесь струится ключ «с башни Шаир-бека, что на Азове, при заселении Шаир-ханом этих мест».

Этот ключ и эту надпись каждый день обвевает легкий ветерок, и они всегда белы, ибо нет на них бумажки, которая могла бы загореть или пожелтеть.

Эти улочки и мостики через ключ так тихи, безлюдны и уютны, что часто по ним гуляют влюбленные парочки, чтобы побыть в тишине и тени деревьев, подышать этим чистым воздухом, который не вредит легким, ибо он смешан с благоуханиями цветов, ибо нет смрада от человеческих тел, ибо на улицах нет уличной пыли, ибо вдали от города в садах Ширваншахов деревья растут большими и тенистыми, и пыль между ними не поднимается.

И в прозрачные майские ночи можно видеть, как бьет яркий белый ключ, омывает площадку, белые домики за мостиками и, пенясь, разбегается кругами по саду, по дорожкам, обрамленным камнями, перилами и зелеными насаждениями.

В первый же день я пошел в сад, чтобы посмотреть на него, и мне очень хотелось найти свободного шахматиста, который согласился бы сыграть со мной. В этой безлюдности и уединенности было что-то, напоминавшее мне мою родину.

И я долго бродил по дорожкам, где ковром шла зеленая трава и лежали затейливые изваяния зверей и людей, и не встретил ни одного человека. В самой дальней части парка я увидел дом, окруженный садом, и в саду вокруг дома увидел множество играющих детей и женщин.

Я пошел туда и там увидел на садовой скамейке молодую женщину, которая сидела, обняв руками колени, и рядом с ней сидел, играя, мальчик лет девяти в черкесском бешмете с газырями и серебряной буркой на плечах.

Я подошел к ним и спросил по-русски:

– Где здесь играют в шахматы?

Женщина исподлобья оглянулась по сторонам и ответила:

– Идите вниз по этой улочке, там будет белая арка, а за ней площадка. В восемь часов вечера здесь играют в шахматы.

Я ушел и действительно вскоре нашел узкую боковую улочку, идущую вдоль ключа.

В конце ее я увидел белую арку ворот, над ними – электрические часы с циферблатом и арабской вязью цифр, и в восемь часов вечера уже сидел за шахматной доской, рядом с играющим мальчиком.

Узкая кишка улицы почти прижималась к обрыву, и стены скалы справа и слева были обняты тишиной и дремотой старых тенистых деревьев, казавшихся в этом месте пришельцами из каких-то других стран, не похожих на нашу родину. Среди камней мостовой пробивалась трава, и на углу, грея над огнем камелька ноги, отдыхал какой-то прохожий.

Противник мой оказался превосходным игроком. Он сносил мои атаки терпеливо и упорно, и, когда я начинал уставать, он вдруг делал такой неожиданный ход, что я приходил в отчаяние.

Вдруг застучали шаги, и на площадку взошел перс, судя по костюму, из Дагестана. Он поклонился по-восточному, молча уселся рядом со мной и стал греть над огнем свои руки. Женщина тоже пришла сюда и молча села рядом с мужем. Тогда перс сказал, указывая на меня:

– Шахматы – это единоборство духа с материей. Если победит дух – он скажет, что игра была бескровной; если победит материя – она скажет, что игра была неравной…

Перс помолчал и стал шарить в карманах, отыскивая какие-то крошки.

– Что любят ваши жены? – спросил он.

– Мои жены любят чай, – ответил я.

– А что любят ваши дети?

– Мои дети любят лошадей, – сказал я и сам удивился, как свободно и легко выговорил эти слова.

Перс пристально поглядел на меня, улыбнулся и молвил:

– В старину у ромеев, турок и персов, как и у арабов, все были рыжими, как огонь. Но однажды к владыке Рума, Руму Великому, пришел чужеземный посол. Его волосы были черны как смола, а глаза ослепительно сини. Посол сказал владыке, что он может взять себе любую жену из царского дома ромеев. Тогда царь Рум повелел привести черноволосую красавицу. Черноволосая красавица была ослепительно хороша. Тогда Рум потребовал, чтобы посла облекли в царские одежды и сделали его царем ромеев. Тогда Рум отдал ему и столицу, и жену, и все царство ромеев… – Пухлые губы перса сжались в усмешку. – Ты слышишь, о чем я говорю?

– Да, – ответил я.