Однако куда более серьезными были другие перемены — в Сантэн нарастали уверенность и самообладание, осознание своих сил и способностей, которые она лишь теперь начала проявлять полностью. Анна всегда знала, что Сантэн обладает естественным даром подражания: она умела повторять и средиземноморский акцент конюха Жака, и валлийский говор горничных, а потом легко передразнивала интеллектуальный парижский выговор своего учителя музыки. Но теперь Анна увидела, что у ее девочки есть еще и талант к языкам, которому до сих пор не случалось проявиться. Сантэн уже так уверенно говорила на английском, что освоила даже австралийский акцент, и южноафриканский, и британский оксфордский, и все это с поразительной точностью. Когда она приветствовала австралийцев гнусавым «гид дай», они восторженно ухали.
Анна также хорошо знала, что Сантэн с легкостью разбирается в цифрах и деньгах. Она вела все счета поместья с тех пор, как их управляющий сбежал в Париж в первые же месяцы войны, и Анна восхищалась ее способностью складывать длинные столбики чисел, быстро пробегая по ним карандашом и при этом даже не шевеля губами, что Анне казалось настоящим чудом.
Теперь Сантэн тоже проявляла сообразительность. Она составляла пару майору Райту за бриджем, и они были грозными противниками для всех остальных, а выигрыши Сантэн изумляли Анну, хотя в целом она не одобряла азартные игры. А Сантэн еще и увеличивала капитал. Они с Джонатаном Баллантайном и доктором Стивенсом создали некий синдикат, делали ставки в разных пари и участвовали в ежедневных аукционах. К тому времени, когда они добрались до экватора, Сантэн уже добавила почти две сотни соверенов к тому запасу луидоров, которые они спасли из особняка.
Анна всегда считала, что Сантэн слишком много читает. «Ты испортишь глаза», — то и дело предостерегала она девушку. Но Анна не подозревала, какой запас знаний приобрела Сантэн благодаря книгам, — доброй женщине это и в голову не приходило до тех пор, пока она не услышала, как Сантэн демонстрирует почерпнутую во время чтения информацию в разговорах и спорах. Девушка отстаивала свою точку зрения даже в дискуссиях с такими грозными противниками, как доктор Арчибальд Стюарт, но при этом Анна замечала, что Сантэн достаточно хитра и не выставляет напоказ свои знания, а спор обычно заканчивает на примирительной ноте, что позволяет ее жертвам мужского пола отступить без особого ущерба для достоинства.
«Да, — с довольным видом кивала самой себе Анна, наблюдая, как ее девочка раскрывается, словно некий чудесный цветок, под тропическим солнцем. — Да, она очень умна, точно такая же, как ее мама».
Казалось, что Сантэн действительно физически нуждалась в тепле и солнце. Она поднимала лицо к небу каждый раз, когда выходила на палубу.
— О Анна, я всегда так ненавидела холод и дождь! Разве здесь не прекрасно?
— Ты уже становишься отвратительно коричневой, — предостерегала ее Анна. — Это совсем не годится для леди.
А Сантэн задумчиво оглядывала свои руки.
— Нет, Анна, это не коричневый, это золотой!
Сантэн так много читала и расспрашивала такое множество людей, что, казалось, уже знает все Южное полушарие, которое теперь можно было видеть с их парохода. Сантэн могла разбудить Анну и вытащить ее на верхнюю палубу в качестве дуэньи, когда вахтенный офицер показывал ей южные созвездия. Несмотря на поздний час, Анна изумленно всматривалась в сияние неба, все шире раскидывавшегося перед их устремленными вверх взглядами.
— Смотри, Анна, вот наконец и Ахернар! Это особая звезда Майкла. Он говорил, что у каждого должна быть своя особенная звезда, и выбрал мою для меня.
— И которая это? — спросила Анна. — Которая из звезд твоя?
— Акрукс. Вон там! Самая яркая звезда Южного Креста. Между ней и звездой Майкла ничего нет, кроме оси всего мира, небесного Южного полюса. Он говорил, что мы можем удержать между собой земную ось. Разве это не романтично, Анна?
— Романтическая чепуха, — фыркнула Анна.
Но втайне она пожалела о том, что у нее никогда не было мужчины, который говорил бы ей такие вещи.
Потом Анна заметила в своей подопечной еще один дар, который, похоже, заставлял померкнуть все остальные. Это была способность заставить мужчин слушать ее. Весьма странно было видеть, как мужчины вроде майора Райта или капитана «Замка Протея» замолкали и прислушивались и на их лицах не наблюдалось даже снисходительных мужских усмешек, когда Сантэн говорила серьезно.
«Она всего лишь дитя, — восхищалась Анна, — но они обращаются с ней как с женщиной… нет, куда больше, они уже начинают смотреть на нее как на равную себе!»
Это воистину приводило в изумление. Все эти мужчины выказывали юной девушке уважение, которое тысячам других женщин, начиная с Эммелин Панкхёст и Энни Кенни, приходилось завоевывать, бросаясь наперерез скачущим лошадям, объявляя голодовки и сидя в тюрьмах, — и пока что им это не слишком удавалось.