Пылающий берег

На рассвете Сантэн снова была на холме. Так день за днем и неделя за неделей все повторялось, и Сантэн уже чувствовала себя в ловушке безнадежности от этой рутины отчаяния. Лишь мелкие перемены случались иногда: появилась дюжина новых SE5a, все еще в скучной заводской окраске, и вели их пилоты, маневрировавшие так, что даже Сантэн было ясно: это новички. А количество знакомых ей ярких машин сокращалось с каждым вылетом.

Колонны людей, машин и орудий, двигавшихся по главной дороге под особняком, с каждым днем увеличивались, тревога и напряжение нарастали, заражая даже троих обитателей особняка.

— Теперь в любое мгновение… — то и дело повторял граф. — Это вот-вот начнется. Увидите, я прав.

Однажды утром маленький американец сделал круг над холмом, где стояла Сантэн, и, далеко высунувшись из кабины, что-то бросил. Это был небольшой пакет, к которому привязали длинную яркую ленту в качестве маркера. Пакет упал за гребнем холма, и Сантэн погнала Нюажа вниз по склону; лента зацепилась за терновый куст в самом низу. Сантэн выпутала ее из колючек и когда Хэнк сделал еще круг, подняла пакет, показывая пилоту, что она забрала его, а тот отсалютовал ей и унесся к хребту.

Сантэн открыла пакет, уединившись в своей комнате. В нем лежали крылышки Королевского воздушного флота и медаль в красной кожаной коробочке. Сантэн погладила блестящую шелковую полоску, на которой висел серебряный крест, а потом перевернула его и увидела дату, имя Майкла и его звание, выгравированные на обратной стороне. Третьим предметом был толстый кожаный конверт с фотографией. На ней красовались самолеты эскадрильи, выстроенные полукругом, крыло к крылу, перед ангарами в Бертангле, а на переднем плане стояли группой пилоты, самодовольно улыбавшиеся фотографу. Тот ненормальный шотландец, Эндрю, стоял рядом с Майклом, едва доставая ему до плеча, а Майкл сдвинул фуражку на затылок и сунул руки в карманы. Он выглядел таким бесшабашным и беспечным, что у Сантэн сжалось сердце и она почувствовала, что задыхается.

Девушка вставила снимок в одну рамку с фотографией матери и держала ее на столике у кровати. А медаль и крылышки положила в шкатулку с драгоценностями, вместе с другими своими сокровищами.

Теперь Сантэн каждое утро проводила по часу на церковном кладбище. Она выложила могилу красными кирпичами, которые нашла за сараем.

— Это временно, пока я не нашла каменотеса, Майкл, — объяснила она ему, стоя на коленях.

А потом обобрала ближайший лес и поле, чтобы осыпать могилу дикими цветами.

Вечерами она ставила пластинку с записью «Аиды» и сосредоточенно изучала ту страницу своего атласа, где изображался похожий по очертаниям на конскую голову африканский континент, или читала вслух английские книги, Киплинга и Бернарда Шоу, которые принесла из спальни своей матери, а граф внимательно слушал, время от времени поправляя ее произношение. Никто из них не упоминал о Майкле, но они оба ежеминутно словно ощущали его присутствие: он был частью атласа, английских книг и торжественных аккордов «Аиды».

Когда Сантэн чувствовала, что силы окончательно ее покидают, она обычно целовала отца и уходила в свою комнату. Но как только она задувала свечу, горе снова наваливалось на нее, и через несколько минут открывалась дверь и входила Анна, которая обнимала ее, и все повторялось снова и снова.

А потом эту цепочку размеренных действий прервал граф. Он постучал в дверь спальни Сантэн, разбудив обеих женщин в тот темный, ранний утренний час, когда вся человеческая энергия опускается до нижнего предела.

— Что случилось? — сонно спросила Анна.

— Идемте! — крикнул граф. — Идемте, посмотрите!

Поспешно натянув платья прямо поверх ночных рубашек, они обе поспешили за графом в кухню, а через кухонную дверь — в мощеный двор. Там они остановились, недоуменно всматриваясь в восточную часть неба. Хотя луны не было, горизонт светился странным, неровным оранжевым светом, как будто где-то за ним бог Вулкан открыл дверь божественной кузницы.

— Прислушайтесь! — приказал граф.

Сквозь тихий шум ветра они уловили слабый шум, а земля под их ногами слегка задрожала от силы далекого столкновения.

— Началось, — сказал граф.

Только тогда они поняли, что это массированный огонь перед новым большим наступлением союзников на Западном фронте.

Остаток ночи они провели в кухне; без конца пили черный кофе, то и дело все вместе выбегая во двор, чтобы посмотреть на огненное действо, будто на некий астрономический феномен.

Граф с ликованием объяснял, что именно происходит:

— Они накрывают все сплошным огнем, он сметет все ограждения из колючей проволоки и разрушит окопы врага. Бошей просто сотрут с лица земли! — Он показывал на светящееся небо. — Кто бы мог предвидеть такое!

Тысячи артиллерийских батарей перекрывали огнем сотню ярдов каждая. В течение следующих семи дней и ночей канонада не прекращалась. Тонны металла, падавшие на германские линии, уничтожали окопы и брустверы, вспахивали и перепахивали землю.

Граф горел воинственным духом и патриотическим энтузиазмом: