Пылающий берег

Много лет назад, во время поездки в Англию, Сантэн с ужасом зачарованно наблюдала, как дети хозяина их гостиницы сжигали фигуру какого-то английского преступника по имени Гай Фокс — на костре, который они сами соорудили в саду. Фигура была сделана тщательно; и когда вокруг нее вспыхнуло пламя, она почернела и начала извиваться и дергаться, совсем как живая. Сантэн после этого несколько недель просыпалась по ночам, обливаясь потом от кошмаров. А теперь, когда она смотрела из верхнего окна их особняка, она услышала, как рядом с ней кто-то закричал. Наверное, Анна, подумала девушка. Это был крик бесконечной боли, и Сантэн заметила, что отзывается на него дрожью, как молодые саженцы отзываются на ветер.

На ее глазах повторялся тот же самый кошмар, что и когда-то. Она не могла отвести взгляда от чернеющей и начавшей съеживаться фигуры, и крик наполнил ее голову, оглушив ее. И только тогда Сантэн осознала, что это не Анна, что кричит она сама. Что эти крики агонии вырываются из глубины ее собственной груди и, словно обладая некоей режущей силой, подобно осколкам разбитого стекла, рвут изнутри ее горло…

Потом Сантэн ощутила, как сильные руки Анны поднимают ее на ноги, уводят от окна. Сантэн сопротивлялась изо всех сил, но Анна была для нее слишком крепкой. Она уложила Сантэн на кровать и начала мягко гладить ее волосы и убаюкивать, тихо напевая, как делала в те времена, когда Сантэн была еще совсем малышкой.

Они похоронили Майкла Кортни в церковном дворе в Морт-Оме, на участке, отведенном для семьи де Тири.

Они похоронили его в тот же вечер, при свете фонарей. Его товарищи-офицеры выкопали могилу, а падре, который должен был поженить их, провел над ним похоронную службу.

— «Я есть воскресение и жизнь, сказал Господь…»

Сантэн стояла рядом с отцом, ее лицо скрывали черные кружева. Анна держала ее другую руку, словно защищая.

Сантэн не плакала. После того как умолк тот крик, не было никаких слез. Как будто ее душа обгорела в том пламени, превратившись в пустыню Сахару.

— «Помни не о грехах и ошибках моей юности…»

Слова звучали глухо, они как будто доносились с другой стороны высокого барьера.

«У Майкла не было грехов, — думала Сантэн. — Он не ошибался… но, да, конечно, он был таким молодым… о боже, таким молодым… Почему он должен был умереть?»

Шон Кортни стоял напротив нее, по другую сторону поспешно приготовленной могилы, а в шаге за его спиной стоял его водитель и слуга, зулус Сангане. Сантэн до сих пор никогда не видела, как плачут черные люди. Слезы Сангане вспыхивали на его бархатной коже, как капли росы, стекающие с лепестков темного цветка.

— «Человек рождается на свет, но жизнь его коротка и полна горестей…»

Сантэн заглянула в глубокую яму, посмотрела на жалкий ящик из грубой древесины, наскоро сколоченный в мастерской эскадрильи, и подумала: «Это не Майкл. Это все не по-настоящему. Это все еще какой-то жуткий кошмар. Скоро я проснусь, и Майкл снова полетит над холмом, а я буду ждать с Нюажем на вершине, чтобы приветствовать его…»

Какой-то резкий, неприятный звук достиг ее слуха. Генерал шагнул вперед, и один из младших офицеров подал ему лопату. Комья земли застучали по крышке гроба, и Сантэн стала смотреть вверх, не желая этого видеть.

— «Ты не там, Майкл, — прошептала она под темной вуалью. — Тебе там не место. Для меня ты всегда будешь живущим в небе. Для меня ты всегда будешь там, в синеве… — А потом добавила: — Au revoir, Майкл, до встречи, дорогой мой. Каждый раз, глядя на небо, я буду думать о тебе».

Сантэн сидела у окна. Когда она накинула на плечи свадебную вуаль, Анна хотела было возразить, но передумала. Она просто села на кровать, и они обе молчали.

Им были слышны голоса мужчин в гостиной внизу. Недавно кто-то играл на пианино, играл очень плохо, но Сантэн все же узнала «Похоронный марш» Шопена, — а остальные тихо напевали и отбивали ритм.

Инстинктом Сантэн понимала, что там происходит, что это ритуал прощания с одним из них, но ее это ничуть не трогало. Потом, немного позже, она услышала, что голоса стали звучать иначе. Мужчины становились все пьянее, и она знала, что это тоже часть ритуала. Затем раздался смех — пьяный смех, за которым слышалась глубокая грусть, — потом снова пение, хриплое и фальшивое, но она по-прежнему ничего не чувствовала. Она просто сидела с сухими глазами при свете свечи и наблюдала за вспышками выстрелов на горизонте, вслушивалась в пение и звуки войны.

— Тебе нужно лечь в постель, дитя, — сказала в какой-то момент Анна, сказала нежно, по-матерински.

Но Сантэн качнула головой, и Анна не стала настаивать. Вместо того она поправила фитиль, положила одеяло на колени Сантэн и ушла вниз, чтобы принести из гостиной тарелку с окороком и холодным пирогом и бокал вина. Но еда и вино остались нетронутыми на столике рядом с Сантэн.

— Ты должна поесть, детка, — прошептала Анна, неохотно нарушая безмолвие девушки.

Сантэн медленно повернула голову в ее сторону.

— Нет, Анна, — сказала она. — Я уже не детка. Эта часть меня сегодня умерла вместе с Майклом. Никогда больше не называй меня так.

— Не буду, обещаю.