Пылающий берег

Но я преуспел и сбил того бушмена. А потом стал свидетелем примечательного события. Мне не понадобилось стрелять второй раз, потому что оставшийся бушмен упал со скалы. Снизу могло показаться, что он сам бросился вниз. Однако в такое я не верю, животные не способны на самоубийство. Скорее всего, это стало результатом испуга, паники, он просто оступился. Оба трупа упали в труднодоступном месте. Но я был полон решимости осмотреть их. Подъем стал трудным и опасным, однако я получил хорошее вознаграждение за свои усилия. Первое тело, то, что упало с высоты, оказалось ничем не примечательным, кроме того, что у него обнаружился складной нож фирмы Джозефа Роджерса из Шеффилда, он висел на кожаном шнурке на поясе.

Сантэн принялась качать головой из стороны в сторону. «Нет, — шептала она. — Нет!»

Нож, я уверен, был украден у какого-то путешественника. Старый вор, скорее всего, и в наш лагерь хотел пробраться, чтобы поживиться чем-то в этом роде.

Перед мысленным взглядом Сантэн возник старый О’ва, сидящий на корточках на солнце, с ножом в руках и со слезами радости на морщинистых щеках…

— Ох, во имя всего святого, нет! — всхлипнула Сантэн.

Но аккуратные ряды чудовищных слов уже опять безжалостно приковали к себе взор девушки.

А вот второй труп обеспечил меня куда более интересным трофеем. Это была женщина. Пожалуй, она была даже старше мужчины, но на ее шее висело совершенно необычное украшение…

Журнал соскользнул с колен Сантэн, и она закрыла лицо ладонями.

— Ха’ани! — воскликнула она на языке сан. — Моя старая бабушка, моя почтенная старая бабушка, ты пришла к нам, за нами… А он тебя убил!

Она раскачивалась из стороны в сторону, гудя глубиной горла, выражая горе, как выражали его сан.

Внезапно она бросилась к бюро. Она выдернула ящик, разбрасывая по полу вагона писчую бумагу, карандаши, палочки воска…

— Ожерелье! — рыдала девушка. — То самое ожерелье! Мне нужно убедиться!

Она схватилась за ручку одного из маленьких нижних отделений и потянула за нее. Дверца была заперта. Сантэн выдернула одну из опорных стоек фургона и стальным концом разбила замок, а потом распахнула дверцу. За ней лежала фотография пухлой блондинки в серебряной рамке с ребенком на коленях, а рядом — пачка писем, перевязанных шелковой ленточкой.

Сантэн побросала все на пол и взломала соседнее отделение. Там нашелся пистолет «люгер» в деревянном футляре и коробка патронов. Сантэн бросила все это на письма, а в глубине отделения нашла коробку из-под сигар.

Она подняла крышку. В коробке лежало нечто, завернутое в потрепанный шейный платок. Когда Сантэн взяла это дрожащими руками, из складок ткани выпало ожерелье Ха’ани. Сантэн уставилась на него, как на смертельно опасную мамбу, спрятав руки за спину и чуть слышно бормоча:

— Ха’ани… о, моя старая бабушка…

Она вскинула руки к губам, пытаясь унять их дрожь. Потом медленно потянулась к ожерелью и подняла его, держа на вытянутых руках.

— Он тебя убил… — прошептала она.

И тут желудок ее судорожно сжался, потому что она увидела черные пятна крови на ярких камнях.

— Он тебя застрелил, как какого-нибудь зверя!

Сантэн прижала ожерелье к груди и снова начала гудеть и раскачиваться, крепко закрыв глаза, чтобы удержать слезы. Она продолжала сидеть так, когда услышала стук копыт и крики слуг, которые приветствовали вернувшегося Лотара.

Она встала и пошатнулась от приступа головокружения. Горе придавило ее и казалось беспредельным. Но потом девушка услышала голос Лотара: «Сюда, Хендрик, прими мою лошадь! А где миссус?»

И ее горе изменило форму. Хотя руки Сантэн все еще дрожали, она вскинула голову, и ее глаза вспыхнули не слезами, а всепоглощающей яростью.

Она выхватила из деревянного футляра «люгер». Быстро отодвинув затвор, вложила в патронник блестящие медные патроны. Потом сунула пистолет в карман юбки и повернулась к откидной полости фургона.

Когда она выпрыгнула наружу, Лотар уже шел в ее сторону, и его лицо просияло от удовольствия при виде девушки.