Пылающие души

Этот человек мне сразу не понравился. Обычно я не склонен судить людей по первому впечатлению, но его вид мне показался вызывающим. Этот его волчара на пальце, сверлящий меня серебряным взглядом со сложенных на груди рук… Лифт открылся, и мой попутчик вышел первым. Он шел какой-то задумчивой походкой, излучавшей сомнение и неуверенность. Я обогнул его и выскочил из подъезда, вздохнув облегченно, но дверь за мной закрылась не сразу, так как человек придержал ее, очутившись неслышно прямо у меня за спиной. Мне были непонятны его намерения, и я ускорил шаг.

– Извините, а вы хорошо знали Николая и Наталью? – раздался сзади голос лысого бородача.

– Не очень, – ответил я честно, хотя не сразу осознал, о ком идет речь. Говорить не хотелось, и я заторопился, тем более троллейбус стоял на остановке.

– Вы не могли бы уделить мне пару минут? Понимаете, погибли люди… Такое не должно оставаться безнаказанным.

Я остановился, поскольку его последняя фраза выбила меня из колеи. Сразу стало ясно, откуда он. Признаюсь, появления этих людей я ожидал с волнением. И все же я спросил:

– А вы кто, если не секрет? – Я стал вполоборота к незнакомцу, сложив руки перед собой. Пакет с моим обедом повис безвольным грузом на сгибе локтя.

– Ну, большого секрета в этом нет, – заговорил бородач, погладив густую растительность на своем лице. – Давайте для начала разберемся в следующем. Вы Владимир Петрович Бондаренко?

– Да, я. А вы, как я понимаю, из органов?

– Как вы догадались? Хотя… – Он неторопливо запустил руку в карман брюк.

– Я работал в милиции, правда, недолго, – признался я в своем позорном прошлом, – так что различаю в толпе бывших коллег.

– Ну да, такой факт из вашей биографии мне известен. Но я бы очень хотел узнать кое-что другое. Кстати, меня зовут Антон Павлович Заварский. Почти как Чехов, но книги я не пишу. Я следователь полиции, капитан криминального отдела.

– Криминальный отдел? – Я удивленно посмотрел на капитана. – Что криминального может быть в смерти пьяниц, сгоревших в своей квартире?

Я надеялся, что этот вопрос был задан мною с правильной интонацией и не вызовет лишних подозрений. Мне было необходимо создать видимость своей незаинтересованности и полнейшего незнания фактов. Это будет сложно, но выбор у меня не велик.

– Знаете ли, сам удивлен, но это явно криминал. То, что я вам сейчас расскажу, не является тайной следствия. Так что вы, как человек, посвященный в нашу работу, сможете сами оценить ситуацию. Пожарные уже вынесли свой вердикт. Они не сомневаются, что это был поджог, следы которого нашли как минимум в трех местах. Горело что-то из нефтепродуктов, но на определение уйдет время. Судмедэксперты тоже сообщили интересную новость, из-за которой выдачу тел родственникам приостановили. Вашим соседям разбили головы, используя что-то тяжелое, предположительно, молоток. Детей закрыли в комнате, и они задохнулись от дыма. В общем, на взгляд моего начальства, здесь сплошной криминал. Мне было бы неинтересно разбираться в этом деле, поскольку имеется горький опыт общения с подобными Николаю людьми, но… Как всегда, есть одно «но», и это мне очень не нравится. Погибли четверо детей. Ребята выбили окно, но их это не спасло. Комната, в которой они находились, была сплошь завалена пакетами с одеждой. Эти вещи вспыхнули и, являясь по большей части синтетикой, начали распространять едкий дым. Нам еще предстоит разобраться, откуда взялись эти тряпки, но недавно в вашем районе ограбили комиссионный магазин. Я склоняюсь к мысли, что одежда была именно оттуда, а ваш сосед, вместе со своими подельниками, использовал свою квартиру в качестве перевалочной базы. Скорее всего, они планировали выждать, пока уляжется шум, а затем сбыть вещи перекупщикам краденого. Или сдать местной бабке. Да не смотрите так: я уже наслышан об известных личностях в вашей округе. Так что, коллега, как вы считаете, мог ваш сосед ограбить магазин? Были у него знакомые из криминальных структур?

Да уж… Слушая капитана, я вспомнил мои душевные терзания по поводу убийства детей. Сколько я сомневался? В сумме, за несколько дней раздумий, не более пятнадцати минут. Мне удалось убедить себя в необходимости их смерти, так что принял случившееся я весьма спокойно. Хотя нервы разбаловались в последнее время, рисуя их в моем воображении. Принимать ли Костика, стоящего в обгоревшем коридоре, за угрызение совести и переживание за безвинно погибших, я не знал. Но следователь ждал ответа, так что молчать было бесполезно.