Пылающая сталь

Неудивительно, что среди определенного слоя общества сложился устойчивый стереотип про войну. Это где мясники-командиры гонят людей в бессмысленные атаки, а тех кто пытается привнести в это действо осмысленность, расстреливают нквдэшники-особисты.

Очень закономерно, что такая тенденция в конце вылилась в нелепый артхаус Михалкова, где покорное советское быдло идет в атаку на немецкие пулеметы с черенками от лопат.

А вот немецкие документы, не столь стесненные в выражениях, рисуют нам абсолютно другую картину советских солдат. Это хладнокровные, эффективные, безжалостные профессионалы. Мастерский маневр огнем, умелая оборона, внезапные и страшные атаки — такой видят Красную Армию немцы уже в 1941-м. Помните, «Первый серьезный противник». И к 1943-му немцы ломаются. Целый полк вляпывается в некую «ловушку», да так глубоко, что фактически теряет боеспособность — в донесениях советских войск скупо напишут «атака отбита». Половина немецких бронемашин целой танковой дивизии остается гореть после пары дней боев — донесениями 307-й дивизии в сухих формулировках упоминается только о попытках прорыва немецких танков, которые не удались.

Мы словно заново открываем войну. И там мы видим буквально гроссмейстерские ходы высшего советского командования (я уже упоминал, что кличка «Гроссмейстер» была дана Ватутину именно немцами), эффективные действия командиров, и не только мужество, но и профессионализм советских солдат. И самое главное, осмысленность, последовательность с которой вел войну народ советского союза.

Наши предки не были пушечным мясом. Они совершали роковые ошибки и терпели страшные неудачи. Как и любой, кто делает что-то в первый раз. Но в самых сложных условиях они смогли переломить тенденцию и превзойти самих себя.

Не были наши предки и забитым стадом. В штрафных батальонах многие осуждены за «рукоприкладство по отношению к старшему по званию». В 1941-м особенно часто случалось, что разгоряченные боем люди стреляли генералов и полковников, которые по их мнению не выполняли своих должностных обязанностей надлежащим образом. Да и вообще, поколение гражданской войны — та еще дикая вольница. Мы видим сильно искаженный, плоский портрет тех людей, выхолощенный советской пропагандой. Да, впрочем, как и все остальное — только в советской литературе подвиг Широнинцев умудрились свести к «поединку пехотного взвода с танками», в ходе которого люди просто бросаются под танки с гранатами в руках. Почему, зачем? Где наши остальные войска? Но именно такие истории тиражировали в СССР. Несмотря даже на сопротивление самих ветеранов. Вот можно почитать примечания самого ветерана-широнинца на одной из книг про их подвиг:

Конечно, с высоты нашего общества Советский Союз в 1930−1940-х годах может показаться бесчеловечным… Нет, я могу, конечно, в лучших традициях интернет споров, привести удручающие параллели с современностью, за которые меня могут оштрафовать, или даже посадить. Но ведь не расстреляют. Все же, нам пока еще есть, что терять. Наверное, самое важное, это не потерять тенденцию на улучшение общества.

Простите мне это лирическое отступление, просто сейчас, в мире постправды, надо проговаривать очевидно правильные вещи. И не один раз.

Возвращаясь к Курской битве. В упрощенном, массовом понимании именно эта битва станет «переломной» в ходе Великой Отечественной Войны. После неё немцы навсегда утратят инициативу, не смогут наступать — и так далее, и тому подобное.

Это правда лишь отчасти. Во первых, немцы под Курском были в шаге от победы. На южном фасе немцы вклинились в нашу оборону на сорок километров. До Курска оставалась меньше. Нивелировать угрозу прорыва пришлось вбросом танковой армии предназначенной для контрнаступления.

А если бы немцам повезло чуть больше, они бы могли прогрызть последний рубеж обороны, и стремительным броском своих механизированных соединений захватить Курск. И все, почти миллион людей оказался бы в окружении, и исчерпал возможности к сопротивлению в течении считанных дней, максимум пары недель. Не удивительно, что Сталин торопил Жукова с контрнаступлением — обстановка была, прямо скажем, угрожающей.

А Жуков хладнокровно придерживался плана, боясь спугнуть врага. Ожидая последних резервов Моделя, желая сжечь столько танков, сколько только возможно. И весь генштаб был солидарен с Жуковым, продавливая его решения буквально с риском для жизни.

Из воли этих людей нужно трос для трансатмосферного лифта делать. Не будет надежней материала.