— Альберт Иванович! — раздался по громкой связи голос стажера, Олега. — Один серебристый — девяносто девять процентов яркости! Что делать?!
Ответ последовал далеко не сразу.
Мерцающие очертания начали обретать плотность материального объекта.
После визга камеристки в «берлогу» принца-консорта вломилась дежурная охрана королевских покоев, но была тут же отправлена обратно мановением руки самого хозяина кабинета. Не исключено, что гвардейцы были выдавлены за дверь парами спиртного.
—… рисковать чужими жизнями… — закончила Тая фразу, начатую в кабинете заведующего лабораторией ментального трекинга.
— Диген, стой! — успел крикнуть майор, хватаясь за шиворот джинсовой курточки домофея. — Да погоди же, куда ты?!
Кто его знает, что произойдет, если Диген удалится от синха на приличное расстояние?!
Самое интересное — что в этот раз никакого длительного пребывания в нейтрали не было вовсе. Вытягивающая суставы боль — да, была, короткое потемнение в глазах, тошнота. Мелькнули знакомые облака, разламывающиеся на радужные осколки, возникло ощущение стремительного полета, и — на тебе! — прямиком в другое помещение!
Скомандовав домофею оставаться на месте, Валентин четко осознал, что его собственная речь звучит на каком-то непонятном языке, но воспринимается совершенно естественно. На этом же языке говорят окружающие, да как говорят, все разом…
— До-ро-гая ллид Мариен! — заплетающимся языком бормотал огромный хомяк, стащив с головы мятый бархатный берет и низко кланяясь. — Какими судьбами в чужие к-к-рая?
— Что опять нахлобучило, интерес-с-с-но… — с такими же трудностями проговорил чернобородый тип, которого, похоже, очень точно описала бабушка Вера Ивановна Волегова.
Все верно: каменные стены, увешанные оружием и шкурами животных, здоровенная кабанья голова над камином, два кресла у стола.
Ковалев осмотрелся. На столе — набор для сугубо мужского пьяного разгула, обычно вежливо именуемого дружескими посиделками: бочонок есть, наполовину пустая «четверть» со слезно-прозрачным содержимым тоже присутствует. Закуски маловато, но, скорее всего, она уже ликвидирована в процессе мероприятия, длящегося достаточное количество времени.
— Ну и что дальше? — подала голос Скворцова, не выпуская руки Тха-Сае. — У меня теперь тут нет двойника, но я не теряю сознание и нахожусь, кажется, в здравом уме. Это твой прибор действует?
— Да, он. Можешь отпустить. Ты в зоне действия синха, к тому же, уже бывала тут.
— А он? — Ковалев показал на коротышку-домофея, который на время прекратил «исчезать» и теперь пребывал в состоянии, прозрачном наполовину.
— Это его естественный мир, спонтанного выброса не будет.
— Так что отцепись от меня, ментяра, и организуй оборону! — нагло проскрипел коротышка и пропал, а Валентин выпустил воротник невидимой уже джинсовой курточки.
— А я? — забеспокоился он.
— Ты тоже в зоне действия синха.
— А ты?!
— Это мой мир, хоть и в другой версии прошлого. Мне достаточно нескольких минут, просто держась за руку первого попавшегося.
«Какие сложности…»
— Зачем вы все за мной сорвались?! — с горечью воскликнула Тая. — Я не знала, что так будет! Морф не должен был туда попасть!
«Хороший вопрос, что там теперь, и живы ли те, кто был в кабинете…»
Все опять заговорили разом, и с минуту в общем гуле голосов можно было разобрать отдельные фразы:
— … а сюда он может проникнуть?
— … сюда — да, может.
— … скучал по ллид Мариен, как и Пушинда!
— … не особо верю, притянуто за уши!
— … если бы в прошлый раз дал руку, я бы двигалась быстрее.
— … а раз у него нет синха, где подтверждение, что он там физически, или это только фантом?!
— … не знаю, я растерялась.
— … и свалились, будто снег на голову!
Как водится, после того как каждый выложил то, что было на душе сиюминутно, наступила короткая пауза.
— Ох, давайте разбираться со всем этим… — Скворцова не сказала в наступившей тишине, с чем именно, потому что за дверью раздался бодрый и очень знакомый стук каблуков.
Когда Велирин передвигается такой вот быстрой походкой, стуча каблуками, достанется всем вокруг.
Створки дверей распахнулись под воздействием мощного толчка, и королева Озерного Дома возникла на пороге, быстро обводя помещение грозным взором глаз медового цвета.
Обрамленное медными локонами лицо нельзя было назвать красивым, но оно дышало обаянием и бурной энергией. Декольте любимого изумрудно-зеленого платья не раз заставляло окружающих вздыхать: придворных щеголей — с вожделением, а их дам — с плохо скрываемой завистью. Высокий рост, командный голос, умение в совершенстве носить мужской наряд, а также слава искусного фехтовальщика внушали почтение гвардейцам, а уж одного движения бровей порой хватало, чтобы бесстрашный и горячо любимый муж спрятался в своей «берлоге», а не менее горячо любимый сын Нейлин — в недрах дворцового парка.