Пыль Снов

- И зловредные враги, - сказал незнакомец. - Но мы не будем врагами, так что не тревожься, Владеющий Рилк, Носящий Дра Элк’элайнт. Как твое имя?

Он надул грудь. Ему понравилось зваться Носящим то и Владеющим этим.

- Аблала Сани. А ты?

Незнакомец улыбнулся: - Мы пойдем на восток, Аблала Сани. Меня зовут Драконус.

- О, забавно.

- То есть?

- Это слово выкрикнул дух Старого Горба Арбэта, прежде чем черный вихрь порвал его в клочья.

- Ты должен рассказать, Аблала Сани, как здесь очутился.

- На такие вопросы я отвечать не мастак, Драконус.

Бог вздохнул: - Тогда у нас уже есть что-то общее, друг. Ну, бери Рилк и позволь, я подтяну ремешки.

- О, спасибо. Не люблю узлы.

- Думаю, никто не любит.

- Но цепи еще хуже.

Руки пришельца замешкались на пряжке. Он подтвердил: - Вполне правильно, друг.

Аблала утер лицо. Ему сразу легко зашагалось. Солнце встало и вообще, подумал он, все снова хорошо.

Каждому нужен друг.

Глава 20

Пусть солнце день согреет

когда все краски в свете

смешались - их единство

мы чистотой считаем

что выше компромиссов

шаги твои как камни

отягощают землю

а ветер мягкой гривой

по кругу облетает

твой лик кристально-строгий

пусть солнце день согреет

все отразив сомненья

щитом бесспорной веры

оттенок не обманет

не скроет мыслей дымка

зря тучи обложили

край низкий горизонта

и каждый шаг - по грани

и новый день родится

прими тепло от солнца

оно любви сильнее

оно стирает краски

в его посулах вечность

пыль к жизни поднимают

лишь золотые слитки

забытых кладов света

на новое не зарься

ведь новое всё - ветхо

поношено, измято

пусть солнце день толкает

ты шел по этим тропам

и хищники таились

в траве, кружили в небе

любители жрать мертвых

вновь армии на марше

вокруг встают дозоры

девицы и владыки

в тени грядущей вьются

то, что мы потеряли

вернулось…

Песня о раненой любви,

Рыбак

- Это не просто, - сказал он, хмурясь, перебирая мысли, - когда ты в мире, то есть среди людей. Общество, культура, нация - в мире есть нападающие и защищающиеся. Большинство из нас наделены чертами и тех и этих, но в общем смысле личность попадает в тот или иной лагерь, в соответствии со своей природой.

Ветер свистел над обточенным камнем. Запятнавшие его пласты птичьего помета давно стали тонкими и пестрыми, напоминающими брызги краски. Облако жара стояла над камнем, хотя порывы бриза уносили его прочь. Но солнце не сдавалось, и Риад Элайс был ему благодарен.

Взгляд Сильхаса Руина устремился куда-то на северо-восток, но выступы пятнистого камня закрывали Риаду обзор. Ему было любопытно, но не более того. Скорее ему хотелось слушать Сильхаса, ведь белокожий Анди иногда с трудом находил слова, выражающие его мысли. Зачастую это начиналось внезапно и растягивалось в долгую, аргументированную речь, и Риад внимал молча - столь многому ему еще предстояло научиться!

- Нельзя сказать, что агрессия свойственна лишь нападающим, - продолжил Сильхас. - на деле всё не так. Например, в искусстве владения мечом мне лучше удаются приемы обороны. Я редко решаюсь на стремительную контратаку - скорее я использую привычки нападающего, его поглощенность одной задачей. Хотя и контратака в своем роде тоже агрессия. Понимаешь разницу?

Риад кивнул: - Кажется.

- Агрессия имеет много форм. Активная, пассивная, прямая и косвенная. Внезапный удар или длительная осада. Часто она не любит оставаться на месте и нападает со всех сторон. Если не помогла одна тактика, используется другая и так далее.

Риад улыбнулся: - Да. Я часто играл с детьми Имассов. То, о чем ты говоришь, знает любой ребенок. Его учат те, что сильнее, и равные.

- Превосходно. Ты, конечно, прав. Но не забывай, что такое происходит не только в детстве. Это продолжается и в обществе взрослых. Что важнее всего понимать: нападающий атакует, защищаясь. Это его инстинктивная форма ответа на угрозу, реальную или воображаемую. Он может поступать так только в отчаянии, или это может стать привычкой, когда отчаяние становится способом жизни. За нападением скрывают собственную хрупкость.

Он замолчал. Риад понял: Сильхас желает, чтобы он принялся размышлять над сказанным. Взвесил себя, так сказать. Нападающий он или защищающийся? Ему приходилось делать и то, и другое; честно говоря, бывало, что он нападал, когда следовало защищаться, и наоборот. “Не знаю, к кому себя отнести. Пока что. Но, думаю, одно я уяснил: когда мне угрожают, я нападаю”.

- Культуры склонны к преобладанию того или иного пути. Падение и успех видятся по-разному. Культуры с преобладанием нападающих - те, в которых агрессивность стала предметом восхищения и поощрения - стремятся выращивать людей толстокожих, умеющих прятать хрупкое “я”. Раны кровоточат, но их не видно. А культуры, поощряющие оборону, порождают людей тонкокожих, склонных к быстрой реакции, своего рода ответной агрессии - думаю, ты сам это понял. Культура нападающих требует покорности и считает покорность явным признаком собственного превосходства над низшими. Культура защищающихся ищет спокойствия в подчинении, сама наказывает несогласных, получая, таким образом, лукавое превосходство показного смирения, под маской которого надеется обхитрить врага.