- Т’лан Имассы. Убийцы Детей с самого начала. Слишком легко забыть. Даже сами Имассы, сам Первый Меч нуждается в напоминании. Как и все вы.
- Зачем?
- Почему ты не идешь к ним, Тук Младший?
- Не могу.
- Да, не можешь, - согласилась она. - Слишком велика боль потери.
- Да, - шепнул он.
- Зачем бы им любить тебя? Любому из детей?..
- Совсем незачем. Верно.
- Потому что, Тук Младший, ты отныне брат Оноса Т’оолана. Настоящий брат. От милосердия, что жило в твоей душе, остался лишь призрак. Они не должны любить тебя. Не должны верить тебе. Ибо ты не тот, кем был прежде.
- Думаешь, мне нужно об этом напоминать?
- Думаю, что… да.
Она была права. Он ощущал в душе боль от мысли, в которую верил, с которой жил так долго. Как будто это можно назвать жизнью. Он наконец нашел, узрел ужасную истину. “Призрак. Воспоминание. Я лишь ношу прежнее обличье.
Мертвец нашел меня.
И я нашел мертвеца.
Мы - одно”.
- Куда ты теперь, Тук Младший?
Он подобрал поводья и оглянулся на далекий огонь. Искра. Ей не пережить ночи.
- Прочь.
***
Снег падал, небеса были спокойны.
Фигура на троне была замерзшей, безжизненной очень, очень долго.
Но мелкая пыль, сыпавшаяся с трупа, показывала: что-то меняется. Лед треснул. Пар взвился над плотью, постепенно возвращающейся к жизни. Уцепившиеся за ручки престола пальцы дернулись, распрямились.
Свет замерцал в провалах глазниц.
И, снова глядя из смертной плоти, Худ, прежний Повелитель Смерти, заметил перед собой четырнадцать воинов - Джагутов. Они стояли среди мерзлых тел, опустив или положив на плечи оружие.
Один сказал: - Так что это была за война?
Остальные засмеялись.
Первый продолжал: - Кто был врагом?
Смех звучал все громче и дольше.
- Кто был командиром?
Головы запрокидывались, четырнадцать содрогались от веселья.
Первый крикнул: - Жив ли он? А мы?
Худ не спеша встал с престола. Талая вода текла с черной кожи. Он стоял, а смех постепенно затихал. Он сделал шаг, потом другой.
Четырнадцать воинов не двигались.
Худ встал на колено, склонил голову. - Я ищу… наказания.
Воин, что был справа, сказал: - Гатрас, он ищет наказания. Слышал?
Заговоривший первым отозвался: - Слышал, Санад.
- Уважим, Гатрас? - спросил еще кто-то.
- Варандас, думаю, уважим.
- Гатрас.
- Да, От?
- Что это была за война?
Джагуты завыли.
***
Странник лежал на мокром камне, бесчувственный; глазница его стала озерцом крови.
Килмандарос с тяжелым вздохом подошла ближе, поглядела сверху. - Будет жить?
Сечул Лат не сразу отозвался, тоже со вздохом: - Жизнь - такое странное слово. Мы ведь ничего иного не знаем. Лишь отдаленно. Лишь слабо.
- Но будет он…
Сечул отвел глаза. - Думаю, да. - Он вдруг замер, склонил голову набок и фыркнул: - Как он и мечтал.
- О чем ты?
- Одним глазком приглядывает за вратами.
Ее смех огласил пещеру. Когда замолкли отзвуки, она повернулась к Сечулу: - Готова освободить суку. Любимый сын, пора прикончить мир?
Отвернувшийся Сечул Лат закрыл глаза. И сказал: - Почему бы нет?