Пыль грез. Том 1

– Но при этом кто-то есть. – Смрад понимающе кивнул. – Я как-то смотрел в глаза Худу, Флакон, и видел то же самое – даже чувствовал то же самое. Я, но не я, а никто. И кажется, я понял, что я там увидел – и что ты видишь в ее глазах. Да, кажется, я наконец понял, что означает эта заполненная пустота. – Он повернулся к магу. – Так выглядят наши глаза после смерти, когда душа их покинула.

Флакон разом побледнел.

– Нижние боги, Смрад! Ты как будто насыпал мне червей за шиворот. Это… это ужасно. Вот что бывает с теми, кто слишком часто смотрит в глаза мертвецам? Боги… Теперь, идя мимо побоища, я буду глядеть только под ноги.

Смрад снова рассматривал дом Азатов.

– Барана переполняло семя, и его надо было излить. Может, он знал, что это его последний сезон? Или он так чувствует каждую весну? Ни прошлого, ни будущего. Полон и пуст. Только это и ничего больше – всегда. – Он потер руками лицо. – У меня кончились ходы, Флакон. Кончились ходы.

– Послушай, – сказала она, – когда я сую свой пальц – палец – туда, то ничего не чувствую. Ты не понимаешь? Ну тебя!

Она откатилась в сторону и хотела было опустить ноги и встать, но кто-то, видимо, отрубил половину койки, и она рухнула прямо на заляпанный пол.

– Ой, больно. Наверное.

Мертвоголов свесился над ней; его по-женски огромные, влажные глаза сверкнули из-под чернильно-черной челки.

Хеллиан вдруг посетило странное воспоминание – странное, прежде всего, потому, что обычно воспоминания терялись по дороге. Вот она девочка, лишь слегка навеселе (ха-ха), спускается по травянистому берегу к речушке и находит на мелководье рыбешку, только-только сдохшую, берет ее в руку и разглядывает. Как будто форель: сама ярко-красная – Хеллиан таких никогда не видела, – а на спине блестящая темно-зеленая, как мокрая сосновая лапка, полоса.

Почему Мертвоголов напомнил ей дохлую форель? Вроде бы и цветом он не красный и даже не зеленый. И на мертвого не похож – мертвые не моргают. Может, потому что скользкий? Наверное. И влажно поблескивает, как та рыбешка у нее на ладони в лужице воды, словно в гробу или в коконе. Хеллиан вдруг вспомнила, как ей тогда было грустно. Еще совсем малек, а умирает – просто так, без причины. Что же это была за речушка? И где, чтоб ее?..

– Где я выросла? – прошептала Хеллиан, не поднимаясь. – В городе? В деревне? На ферме? На каменоломне?

Мертвоголов подполз на край койки, глядя на Хеллиан со смесью голода и чего-то еще.

– Кем я была? Кто я теперь? – продолжала стонать она. – Понятия не имею. Да и какое кому дело?.. Боги, я протрезвела. Кто со мной такое сотворил?

Она бросила грозный взгляд на Мертвоголова.

– Признавайся, ублюдок, ты?!

– Не ублюдок – принц! Будущий король! А ты… ты – королева. Моя королева. Мы с тобой объединим два племени в одно – самое великое. Я правитель. И ты правитель. Люди склоняются перед нами и несут дары.

Хеллиан оскалилась.

– Послушай, придурок, я сама в жизни ни перед кем не склонялась и других заставлять не стану. Если только, – добавила она, – мы с тобой не думаем о чем-то другом. Короли, королевы – тьфу! Мочилась я на них с высокой колокольни! Вся эта важность, все это… – она наморщилась в поисках слова, – раболепие – полное дерьмо! Слушай сюда: я козыряю офцерам, потому как в армии это положено. Потому как кто-то должен быть главным. Но это не значит, что он лучше, благороднее или, там, умнее. П’нял, ты? Просто мы – офцер и я – так договорились. Договорились, ясно? О-бо-юд-но! А высокородные – они другие. Им подавай повиновение. Сс’ть я на них хотела! Кто сказал, будто они лучше? Ну и пусть они такие богатые, что у них дерьмо из золотых кирпичей – все равно это дерьмо! – Она ткнула пальцем в Мертвоголова. – Ты – солдат, Худ бы тебя побрал, понял? Принц, тоже мне! Ха!

И, перевернувшись на живот, Хеллиан сблевала.

Спрут со Скрипачом разглядывали плотно обитые тканью и соломой повозки, которые ползли к стоянке, отделенной деревьями от остального лагеря. Над раскинувшимися вокруг палатками, тележками, загонами и обозными фурами вилась пыль. День клонился к закату, и в небо медленно устремлялись струйки дыма от бесчисленных походных костров.

– По-моему, это глупо, – произнес Спрут, провожая взглядом последнюю повозку с морантской взрывчаткой. – Мы сделали все, что могли. Теперь либо они справятся, либо нет, и в такой дали, если арсенал иссякнет, то нам крышка.

– Они справятся, – сказал Скрипач.

– А толку, сержант? Четырнадцать «руганей» на все Худово войско. А «шрапнелей»? Сто, двести? Ерунда. Если нарвемся на неприятности, все кончится очень плохо.

– У летерийцев есть приличные баллисты и онагры. Дорогие, да, но нехватка денег не в числе недостатков Тавор. – Скрипач замолчал и тихо выругался. – Впрочем, не будем о чужих недостатках. Забудь, что я сказал.