– Пустой и полный. И с крыши ему открывался отличный вид на кладбище: все три яруса – от бедняков до местного аналога знати. А я только что похоронил деревенского жреца.
– Надеюсь, он уже был мертвый.
– Некоторые умирают со спокойным видом. Другие – полностью осознавая, что происходит. Пустые и полные. Он не знал, что умирает, и на такие лица смотреть хуже всего. – Смрад скривился. – Хуже всего, Флакон.
– Давай дальше.
– Эй, солдат, ты чего такой нетерпеливый?
Флакон дернулся.
– Ничего. Прости.
– Сбей с них спесь, и все нетерпеливые люди одинаковы. Они как глина на гончарном круге – суетятся, а ничего не делают. Вся спешка у них в голове; они хотят, чтоб остальные жили в их темпе, и постоянно подгоняют. А у меня нет времени на их выкрутасы.
– Они заставляют тебя заводиться?
– Я же сказал: нет времени. Чем больше на меня давят, тем медленнее я все делаю.
Флакон сверкнул зубами.
– Теперь ясно.
– Хорошо. – Смрад помолчал, возвращаясь к прерванной мысли. – И взгляд того барана меня поразил. Ведь у всех нас такой; у кого-то более заметный, у кого-то – менее. У жреца он проявился поздно, хотя был с ним всю жизнь. И так у всех. Ты видишь, что в нем пусто, и это открытие переполняет тебя.
– Погоди… где пусто?
– Во всем этом Худом забытом бардаке, Флакон. Везде.
– Несчастная ты душа, Смрад.
– Призна́юсь, это место разъедает меня изнутри, выкапывает воспоминания, которые я давно похоронил… Итак, стою я возле дома. Баран с одной стороны, гробница жреца – с другой, на самом высоком гребне, что я смог найти. Высокородные взвыли бы, если бы увидели. Но мне уже было все равно.
– Потому что в этот день ты ушел.
– Да. Был первым в очереди на вербовочном пункте Ли-Хэна. Солдат оставляет мертвых за спиной и хоронит, как правило, только тех, кого знает.
– Мы насыпаем курганы не только для своих погибших.
– Я не это имел в виду под словом «знает». Флакон, ты когда-нибудь смотрел в лицо врага – в смысле, мертвого?
– Пару раз, да.
– И что ты там видел?
Флакон передернул плечами и снова уставился на башню.
– Понял тебя.
– Армия – лучшее место, чтоб ссать Худу на лицо. Уж чего-чего, а мочи́ у нас у всех вдоволь.
– А я все жду – терпеливо, как видишь, – когда мы дойдем до Синн, Свища и Азатов.
– Вчера ночью я выпустил из клетей Кривого и Таракана – мелкий, как знаешь, та еще злюка. Старик Кривой – обычный пастуший пес. Незамысловатый, прямолинейный. Можно не сомневаться, что он только и ждет, когда вцепиться тебе в горло. Никаких виляний. А вот Таракан – это клыкастый ощерившийся демон. Я дал Кривому по башке, и он сразу понял, кто хозяин. Таракан же сначала завилял хвостом, а потом как цапнет меня за лодыжку. Я чуть не придушил его, пока отдирал от сапога.
– Ты забрал собак?
– Нет, я отпустил их. И они вылетели, как снаряды из баллисты: по улицам и переулкам, мимо зданий и сквозь визжащие толпы – к вот этой двери. К дому Азатов.
– И как ты за ними поспевал?
– Никак. Я наложил на них гейс и просто шел следом. Таракан валялся на дорожке – утомился кидаться на дверь, а Кривой царапал когтями кладку.
– Почему же никто из нас до этого не додумался?
– Да потому что вы все тупые.
– И что ты сделал потом? – спросил Флакон.
– Открыл дверь, и они ломанулись внутрь. Я слышал, как они рванули вверх по лестнице… и все. Тишина. Видимо, там был какой-то портал, который перенес собак к Синн и Свищу.
– А вот если бы ты обратился ко мне, – сказал Флакон, – то я бы вселился в одну из них и мы, возможно, узнали бы, куда ведет этот портал. Но раз ты у нас гений, Смрад, значит, у тебя был веский резон так не поступать.
– Худов дух… Вот здесь я облажался. Что ж, и у гениев бывают промашки.
– Хруст доставил твое послание, только я ничего не понял. Ты хотел, чтобы я пришел сюда – я пришел. Но эту историю можно было бы рассказать и за кружкой пива в таверне у Гослинга.
– Я выбрал Хруста, потому что он наверняка забыл про послание, как только его доставил. Забыл о том, что говорил со мной, а потом с тобой. Более непроходимого тупицу я в жизни не встречал.
– Ах, мы здесь тайно. Интригуешь, Смрад. Что тебе от меня нужно?
– Для начала хочу узнать о твоей ночной гостье. Решил, что лучше поговорить об этом наедине.
Флакон уставился на Смрада. Тот нахмурился.
– Что такое?
– Жду подмигивания.
– Мне не нужны подробности, кретин! Ты когда-нибудь видел ее глаза? Смотрел в них?
– Да… и всякий раз говорю себе: зря.
– Почему?
– В них так много…
– И все? Больше ничего?
– О, еще много чего, Смрад. Удовольствие, может, даже любовь… не знаю. Все, что я вижу – это только «сейчас». Не могу объяснить лучше. В ее глазах нет прошлого или будущего, только настоящее.
– Они пусты и полны.
Флакон сощурился.
– Как у барана, да. От этой животной стороны, признаться, мне не по себе. Как будто смотрюсь в зеркало и вижу свои глаза, но не как обычно, а… – Его передернуло. – Словно там никого нет. Совсем никого.