Пыль грез. Том 1

Он не помнил, когда в последний раз был дома у Вилла, и не сразу узнал помещение, в котором очутился. Одинокий очаг в центре трапезной пылал, отбрасывая жуткие, изломанные тени на покрытые известкой стены – тени не от предметов, расположенных вокруг, а будто от ветвей, качающихся на сильном зимнем ветру. Уже наполовину парализованный, Хестер Вилл отказался от помощи и сам дополз до дома, но сил подняться на кровать у него не хватило. Так он и лежал на полу до прихода Смрада.

Смерть дожидалась своего часа в сухом, горячем воздухе, пульсировала на стенах, вилась в высоком пламени. Она подбиралась ближе с каждым хриплым вдохом Вилла и немного откатывалась с каждым еле шелестящим выдохом.

Смрад перенес обмякшее, отощавшее тело на кровать, натянул на него протертое одеяло и сел рядом. Юноша глядел на жреца, и его пробирал то жар, то холод. Левую часть лица Вилла свело судорогой – под морщинистой кожей, оттягивая веки, виднелись напряженные мускулы.

Смрад тонкой струйкой вливал в приоткрытый рот воду, но старик даже не глотал. Ему осталось совсем немного.

Огонь в очаге все не угасал, и наконец Смрад обратил на это внимание. Он обернулся, но не увидел в выложенном камнем углублении ни дров, ни даже тлеющих углей. Несмотря на нестерпимый жар, Смрад поежился как от холода.

Что-то попало в дом через пламя. Может, Фэнер? Наверное, он. Хестер Вилл был, насколько все знали, истинным жрецом и порядочным человеком, так что, естественно, бог пришел забрать слугу с собой. В качестве награды за долгое служение и жертвы.

Конечно, само понятие награды – изобретение исключительно человеческое, рожденное из убеждения, что наши усилия замечают и ценят. И то, что боги думают так же, считалось не просто данностью, а чем-то само собой разумеющимся. Иначе зачем вообще им поклоняться?

Но бог, который появился из пламени, чтобы забрать дух Вилла, был не Фэнер, а Худ. Он водил перед собой выцветшими зелеными руками; когти и пальцы его чернели от гнили. Владыка Убитых вел себя как слепой или тот, кому опостылел неблагодарный труд.

Мысли Худа коснулись сознания Смрада. В них чуждым было все, кроме глубокой, почти бесформенной печали, горькой дымкой поднимающейся из души бога – и смертный юноша узнавал эту печаль. Так печалишься за умирающих, которые тебе совершенно незнакомы, когда их гибель ничего для тебя не значит. Безличное горе – призрачный плащ, нужный для того, чтобы стоять неподвижно и задумчиво, представляя, каким тяжелым он окажется в будущем, когда перестанет быть призрачным. Когда смерть будет касаться тебя, полностью ляжет на твои плечи. Когда горе перестанет быть просто словом, а наполнит твой мир удушающей темнотой.

Холодный, нечеловеческий взгляд на мгновение задержался на Смраде, внутри черепа зазвучал голос:

– Ты думал, им не все равно.

– Но… Он же служил Фэнеру…

– Когда внимает лишь одна сторона, это не разговор. Когда только одна сторона платит кровью, это не сделка. Я, смертный, пожинаю заблудших.

– Именно поэтому ты горюешь? Я чувствую… твою печаль…

– Чувствуешь, значит. Что ж, возможно, тогда ты служишь мне.

– Я бальзамирую мертвых…

– Да, потакаешь их заблуждениям. Но это не служба. Я назвал тебя своим слугой, но что это значит? Не спрашивай, смертный. Со мной не договариваются. Я не могу пообещать ничего, кроме потерь, неудач, праха и сырой земли. Но ты служишь мне, и поэтому мы начнем игру. Игру в кошки-мышки.

– Я видел смерть. Она меня не пугает.

– Это не имеет значения. Правила таковы: ты должен похищать у меня жизни. Прокляни эти руки с черными от смерти когтями. Плюй в мой безжизненный дух. Жульничай и обманывай меня. Запомни: нет службы более честной, чем та, что я предлагаю тебе. Чтобы бороться со мной, ты должен признать мою силу. Как я признаю твою. Смирись с тем, что, как бы ни старался, ты обречен на провал, но взамен ты получишь мое уважение. За свою смелость. За упрямство, в котором заключена величайшая сила смертных.

Итак, смертный, ты готов играть?