Пути, которые мы избираем

Исследователя ожидала серьезная неудача, одна из тех, что подолгу не забываются, оставаясь тягостным испытанием на творческом пути.

Белые мыши, кролики, крысы, морские свинки не образовывали временных связей с окружающей температурой и перестраивали свой обмен по мере того, как изменялась внешняя среда. И одомашненные грызуны, и дикие песчанки, привезенные в Ленинград, оставались верными своей природе. Семьсот опытов, проведенных на одних и тех же животных, убедили экспериментатора, что менее совершенные по своей природе ежи располагали механизмом, которого не было у грызунов.

Как это объяснить?

Ответ последовал не скоро, лишь спустя много лет. Слоним оставлял Ленинград с твердым намерением решить этот вопрос с глазу на глаз с природой. Что бы ни говорили, полагал он, великая лаборатория земли менее склонна к ошибкам, чем ее бледная копия, освященная в храме науки.

В пещере Адзаба

Слонима ждало в Сухуми серьезное испытание. Одна из сотрудниц встретила его неожиданной вестью.

— Я убедилась, — произнесла она, — что все разговоры о химической регуляции лишены всякого основания. Пусть это вас не удивит, — сочувственно добавила сотрудница: — ученые Запада давно пришли к заключению, что этой Химической механики нет. Все, что сказано о ней, с начала и до конца неверно.

Сотрудница не была одинока в своих сомнениях. Уже более ста лет физиологи расходятся во мнениях по этому вопросу и не могут прийти к соглашению. Один из ученых — находчивый француз — составил даже список сторонников и противников учения о химическом теплообмене и предложил решить спор большинством голосов.

Сотрудница подкрепила свои слова стопкой кривых, обрамленных внушительной колонкой цифр, и снисходительно добавила:

— Я всегда подозревала, что вы стоите на ложном пути.

Слоним спокойно выслушал ее, вспомнил, что сотрудница неравнодушна к иностранным авторитетам, чтит их суждения превыше всего, и приступил к проверке ее документации.

Проверка убедила его, что записи не содержат ошибок, работа проведена со знанием дела. Неоднократные опыты подтверждали, что обмен веществ у енотовидной собаки остается на одном уровне при температуре пять и двадцать пять градусов выше нуля. Потребление кислорода и выдыхание углекислоты не нарастает на холоде и не снижается в тепле.

— Каждый мыслящий физиолог должен был понять, — продолжала сотрудница, безразличная к тому, какое впечатление произведут ее слова на ассистента, — что рано или поздно с химической регуляцией будет покончено.

Был конец 1936 года — канун VI Всесоюзного съезда физиологов в Тбилиси, на котором намечался и доклад Слонима. Много опасений и надежд волновали тогда ассистента: как отнесутся ученые к его экспериментам, к попытке сочетать биологию с физиологией, не осудят ли они самые методы и результаты работ? И вот не угодно ли, на съезде ему нечего делать, все положения доклада в основе подорваны. Как их теперь защищать?

Это было бы тяжелым ударом для Слонима. Ему пришлось бы отказаться от того, что было добыто многолетним трудом, отказаться от опытов над теплообменом. Кто знает, хватит ли у него сил начинать теперь сызнова?

Сотрудница тем временем не умолкала. Она говорила о скромности, украшающей ученого, о том, что с выводами не следует торопиться, наука не терпит скороспелых решений. Слоним попробовал вставить слово, но поток поучений и жестоких намеков не оставлял места для возражений. Зачем ей слушать его, он ничего не прибавит к тому, что говорил на производственных совещаниях, на ученом совете, в парткоме, в профкоме и в печати. Во всем виновато легковерие людей, легко поддающихся внушению…

Еще и еще раз рассматривает Слоним записи сотрудницы и спрашивает:

— Вы были аккуратны с методикой? Не ошиблись ли вы?

— Разумеется, аккуратна!

У него хватает еще дерзости пускаться в рассуждения! Он мог бы из уважения к ее пятидесяти годам помолчать, степень доктора чего-нибудь да стоит…

Тут уж Слоним не сдержался:

— Не всегда, Анна Григорьевна, стоит! Известный вам из литературы попугай Жако хоть и прожил сто лет, ничего после себя, кроме яркого оперения, не оставил… В другой раз я расскажу вам о заслугах лошади архиепископа города Меца, которая прожила целых пятьдесят лет… Отвечайте, вы ставили и контрольные опыты? — раздраженно бросил он, проклиная в душе сотрудницу питомника и заодно физиологию, основы которой так легко расшатать.

— Нет. Я для верности, — сказала она, — по пятнадцать раз каждый опыт проверяла.

Важность этого признания не сразу дошла до ассистента.

— По пятнадцать раз проверяли? — переспросил он. — Хорошо. Очень хорошо. Надеюсь, не подряд!

— Не в перебивку же!.. Изо дня в день я две недели непрерывно ставила енотовидную собаку в условия плюс пять, затем в той же камере сразу же повышала температуру до плюс двадцать пять.