Пути и маски

Ривэн по-прежнему не знал, чем объяснить свой необъяснимый, отдающий бредом восторг, да и не хотел этого знать. Он хотел лишь броситься на колени — прямо здесь, на мокрой палубе посреди моря, позабыв о том, что обречён. Хотел принести всё золото мира к этим ногам, а поверх золота положить собственную душу — если она ещё кому-нибудь нужна, эта жалкая, гнилая душонка…

Гном кричал что-то ему, но он не слышал. Альен приподнял руку, словно окружённую пламенем, и у Ривэна на затылке зашевелились волосы, а во рту пересохло: очередная голодная волна с размаху набежала на невидимый барьер, не достигнув корабля, и, грохоча, разлетелась на брызги. Ривэн видел улыбку Альена, полную торжества — очень красивую и очень злую улыбку. Примерно так улыбался принц Инген — единственный сын короля Абиальда, ненормальный мальчишка, — когда расплющивал пальцами очередное беззащитное насекомое.

После такого сравнения, даже допущенного в мыслях, Ривэн втянул голову в плечи. Ему казалось, что Альен слышит и это, что ничего в мире — или в мирах, интересно, сколько же их?… — не скроется от него. Волна за волной накатывали на корабль, чтобы разбиться о его волю. Он был похож на кукловода или на распорядителя огромного, жуткого пиршества в темноте.

В голове у Ривэна всё мешалось, и пласты магии прижимали его к доскам палубы. Холодно больше не было, наоборот, изнутри его заполнило томление — тёплое и вязкое, как кисель, и необыкновенно приятное.

Он смотрел на Альена — больше ничего. На его плавные, хищные движения. Он смотрел, как рушатся все мыслимые законы, как швы мира расходятся, — и безмятежно улыбался.

Он продолжал улыбаться и тогда, когда сопротивление было сломлено. Когда из новой громадной волны показалось серо-зелёное, склизкое щупальце, усыпанное чёрными глазами. Когда оно обрушилось на палубу, проломив её, и когда Альен упал на колени, неестественно изогнувшись — смертная плоть не выдерживала той силы, что овладела им.

Бадвагур с рёвом кинулся на щупальце, предупреждая следующий удар (он приволок откуда-то свою секиру, которую едва поднимал), — но этого Ривэн уже не видел. Он улыбался, соскальзывая в темноту, где одни чудища обращались в других, а потом сами себя пожирали, где царил вечный Хаос — и Альен был его Повелителем.

* * *

«Дии-Ше, так это был Дии-Ше… Какой же я идиот», — с такой мыслью Альен очнулся под собственный стон — и инстинктивно перевернулся на живот, чтобы выплюнуть воду.

Его долго выворачивало солёной влагой прямо на светло-золотистый песок, прореженный галькой. Он чувствовал стук своего сердца — и почему-то не особенно удивился или обрадовался тому, что выжил. Это будто бы стало очередной шуткой кого-то выше, кого-то безымянного — злорадной и несмешной.

Кого-то, кто хотел ещё посмотреть, как он корчится в поисках выхода из этой длинной западни.

Альен вытер рот тыльной стороной ладони и легко поднялся, мельком обозревая мокрую и изорванную одежду. Одного простенького заклинания хватило бы, чтобы привести её в порядок. Однако он был так опустошён ночным штормом и короткой схваткой с чудовищем, что знал: сил пока не достаточно даже для этого.

Ощутив за ухом что-то скользкое, Альен осторожно снял это и увидел комок водорослей. Превосходно, что и говорить. Вот он — Повелитель Хаоса, всемогущий победитель стихии… Ну не бред ли?

Счастливый случай спас его, больше ничего. Почему-то — пока он не представлял, почему, — тени Хаоса отступили перед чудищем из глубин, перед Дии-Ше, чьё древнее имя он вспомнил только сейчас. Раньше они беспрекословно подчинялись ему — но Хаос есть Хаос: он поступает, как хочет, и разуму смертного не разгадать, чем он обернётся в следующий момент. Глупо, очень глупо было рассчитывать на что-то другое. Бадвагур, в конечном счёте, оказался прав.

Бадвагур… Альен стиснул зубы и проверил зеркало на поясе, а потом горшочек боуги в кармане — почему-то он не сомневался, что они на месте. Он сделал это, просто чтобы выкинуть из головы вечно спутанную бороду агха, и его восторги перед каждым валуном, и неуклюжие попытки шутить.

Ради тебя он оставил дом и убил, а ты не сумел защитить его.

Ещё один из тех, кого он не сумел защитить. Ещё один — после всего человечества. «Всего-навсего».

Точнее — двое, а не один. Альен как-то совсем забыл про мальчишку.

«Про Ривэна. У него было имя — Ривэн. Аи Сирота — «сын сироты», так он представился…»

Нелепо, до чего же нелепо — как и всё, что происходит… Колдовской огонь оставил тело Альена, Хаос больше не вёл его — и он упал на колени, потому что не мог стоять на ногах. Стиснул руками виски, стараясь не слушать голоса в голове: они звучали в унисон с мерным шелестом моря, которое лизало берег спокойно, будто насытившееся животное.